История будущего (сборник)

Несколько часов спустя Джонни, смертельно усталый, вернулся к подготовленной к взрыву бомбе. Заставляя себя оставаться спокойным, он с чрезвычайной осторожностью обезвредил ее. Вскоре два ее серебристых полушария тоже были приведены в негодность. Теперь в погребе больше не оставалось ни одной исправной бомбы. А вокруг на полу были разбросаны огромные богатства в виде самого ценного, самого ядовитого и самого смертоносного металла из ныне известных.

Джонни посмотрел на эти разрушения.

— Скорей в скафандр и прочь отсюда, малыш! — проговорил он вслух. — Интересно, что теперь скажет Тауэрс?

Он направился к полке, чтобы повесить молоток. Когда он проходил мимо гейгеровского счетчика, тот бешено затрещал. Гейгеровский счетчик вряд ли реагирует на плутоний, но вызванная плутонием радиоактивность на него действует. Джонни посмотрел на молоток, затем поднес его к гейгеровскому счетчику. Счетчик взревел.

Джонни отбросил молоток и поспешил обратно к своему скафандру.

Когда он поравнялся со счетчиком, тот снова бешено затрещал.

Джонни остановился.

Вытянув руку, он приблизил ее к счетчику. Щелканье превратилось в рев. Не двигаясь с места, Джонни сунул руку в карман и вытянул свою пленку.

Она была вся черная, из конца в конец.

3

Губительные частицы, проникая в тело человека, быстро достигают костного мозга. Тут уж ничто не поможет — жертва обречена. Нейтроны, излучаемые плутонием, устремляются сквозь тело, ионизируя ткань, превращая атомы в радиоактивные изотопы, разрушают и умертвляют его. Роковая доза ничтожна мала — массы в десятую часть крупинки столовой соли более чем достаточно, она может проникнуть через ничтожную царапину. Во времена исторического «Манхэттенского проекта» немедленная ампутация рассматривалась как единственно возможный способ оказания первой помощи.

Джонни все это знал, но это уже не тревожило его. Он сидел на полу, курил сигарету и думал. В голове Джонни проносились события его долгой вахты.

Он выпустил струю дыма на счетчик и невесело усмехнулся, услышав, как счетчик ответил усиленным треском. Теперь даже дыхание его было «горячим» — углерод, наверное, превратился в радиоактивный изотоп, углерод 14, и выделяется из его крови как двуокись углерода. Впрочем, теперь это не имеет значения.

Сдаваться уже не было никакого смысла, да ему и не хотелось доставлять Тауэрсу такое удовольствие — он закончит свою вахту именно здесь. Кроме того, пусть они думают, будто одна бомба готова к взрыву, это помешает им захватить сырье, из которого изготовляются бомбы. Это может в конце концов сыграть решающую роль.

Без удивления он принял тот факт, что не чувствует себя несчастным. Ему было приятно, что он не испытывает более никакой тревоги. Он не ощущал боли и даже не испытывал голода. Физически он чувствовал себя все еще хорошо. В душе его был покой. Но он был мертв — он знал, что уже мертв, хотя еще некоторое время был в состоянии ходить и дышать, видеть и чувствовать.

Джонни не испытывал тоски. Он не был одинок, его окружали друзья: мальчик, затыкающий пальцем отверстие в дамбе[34]; полковник Боуи[35], слишком обессиленный, чтобы двигаться самому, но требующий, чтобы его перевезли через линию фронта; умирающий капитан «Чесапика»[36] все с тем же бессмертным вызовом на устах; Роджер Янг[37], всматривающийся во мрак. Они собрались вокруг него в темном бомбовом погребе.

И, разумеется, тут была Эдит. Она была единственная, чье присутствие он ощущал всегда. Джонни хотелось бы более ясно видеть ее лицо. Она сердится? Или она гордится им и довольна?

Она гордится, хоть и несчастна, — теперь он видит ее лучше и даже чувствует прикосновение ее руки.

Он сидел очень тихо. Сигарета догорала, обжигая кончики его пальцев. Он сделал последнюю затяжку, снова выпустив дым прямо на счетчик, и смял окурок. Это была его последняя сигарета. Он собрал несколько окурков, скрутил еще одну из бумажки, найденной в кармане, осторожно закурил ее и уселся поудобнее, ожидая, когда снова покажется Эдит. Он был счастлив.

Он все еще сидел, прижимаясь к корпусу бомбы; последняя его сигарета лежала погасшая возле него, когда вновь ожил громкоговоритель.

— Джонни? Эй, Джонни! Ты меня слышишь? Это Келли. Все кончено. Прибыл «Лафайет», и Тауэрс пустил себе пулю в лоб. Джонни! Ответь мне!

…Когда они отворили наружную дверь, первый из вошедших держал впереди себя на длинном шесте гейгеровский счетчик. Он остановился на пороге и быстро попятился назад.

— Эй, начальник, — позвал он. — Лучше достаньте носилки, а заодно уж — и свинцовый гроб…

«…Четыре дня понадобилось маленькому кораблю и его эскорту, чтобы достигнуть Земли. Четыре дня, в продолжение которых все люди на Земле ожидали его прибытия. В течение девяноста шести часов были отменены все обычные телевизионные программы — вместо них передавалась бесконечная панихида: похоронный марш из «Саула», тема «Валгаллы», «Возвращаемся на родину» и песня Лунного Дозора «Покидаем орбиту».