История будущего (сборник)

Джимми оглянулся вокруг и подмигнул другим клиентам. Он был занят по горло: болото, которое они пересекали, выглядело, как твердая почва, — так густо оно поросло буйной растительностью. «Крокодил» теперь был на плаву, широкие звенья гусениц действовали, как гребные колеса. Клинообразный нос судна раздвигал в сторону кустарники и болотную траву, ломал и перемалывал деревца. По временам гусеницы врезались в грунт, и тогда «крокодил», переползая через отмель, снова превращался в сухопутный транспорт. Тонкие, нервные руки Джимми твердо держали руль, он огибал большие деревья, но при этом выбирал самый короткий и прямой путь, внимательно следя за местностью и за судовым компасом.

Вскоре беседа стала затихать, и один из рабочих фермы затянул песню. У него был недурной тенор, и мало-помалу к нему присоединились и другие. Уингейт заметил, что и он, запоминая слова, подтягивает певцу. Они спели «Расчетную книжку» и «С тех пор, как надсмотрщик увидел мою кузину», затем грустную песенку под названием «Они нашли его в зарослях». Но потом последовала легкая песенка «Ночью, когда прекратился дождь» — бесконечная вереница строф, рассказывающих о различных и маловероятных событиях, происшедших по этому случаю («Заказал надсмотрщик всем по стакану…»).

За «Рыжую мочалку из ангаров Венусбурга» Джимми наградили аплодисментами. Все восторженно подхватили припев. Уингейт нашел эту песенку невозможно вульгарной. Однако у него не было времени задуматься над этим, запели другуют песню, которая вытеснила из его головы все предыдущие.

Ее начал тенор — мягко и протяжно. Другие пели припев, пока запевала отдыхал, — все, кроме Уингейта, он сидел глубоко задумавшись. Три строки второго куплета вместо тенора пел хор.

Ты тиснул палец и подписал свое имя.

(Уходи, уходи!)

Тебе подъемные уплатят, а ты стыд заглуши.

(Будь проклят этот день, будь он проклят!)

Тебя на ферму пошлют на острове Эллис,

Ты увидишь, что стало с нашим братом, рабом

на шесть лет.

Они не выплатили подъемных, и снова их запрягли!

(Чтоб остались тут, чтоб остались!)

Но я расплачусь и скоплю деньги на обратный путь!

(Ты так говоришь, ты так говоришь!)

И тогда, увидите, я отправлюсь на Землю!

(Настанет тот день, настанет!)

О, мы все это слышали тысячу и один раз!

Мы не скажем и теперь: «Лжешь!»

Мы хотели бы, чтобы так

случилось.

Но мы снова увидим тебя в Венусбурге, где ты

платишь за свои удовольствия!

(Очень медленно.) И никогда ты не выплатишь

подъемных в этой петле!

(Уходи!)

Уингейт был подавлен. На него подействовали и песня, и тепловатый мелкий дождик, его угнетал непривлекательный ландшафт, низко нависший белый туман — то, что Венера неизменно предлагает вам вместо открытого неба. Он отодвинулся в дальний угол трюма и сидел один, пока Джимми не крикнул: «Свет впереди!»

Уингейт высунулся за борт и с любопытством посмотрел в направлении своего нового жилища.

Прошел месяц, а от Сэма Хьюстона Джонса — ни слова! Венера уже повернулась один раз вокруг своей оси; за двухнедельной зимой последовало такое же короткое лето, ничем не отличающееся от зимы, только разве дождь лил немного сильнее и было несколько жарче. Теперь снова была зима. На ферме Ван Хайзена, расположенной вблизи полюса, как и на большей части обитаемой территории Венеры, никогда не наступала полная тьма. Слой облаков высотой в несколько миль смягчает свет солнца, низко нависающего над планетой в течение длинного дня, и ослабляет жару.

Во время двухнедельных периодов, называемых «ночью» или «зимой», рассеянный свет создает впечатление нескончаемых сумерек.

Месяц — и ни слова. Месяц — и ни солнца, ни луны, ни звезд, ни зари. Никогда здесь не бывает ни свежего, живительного дуновения утреннего ветерка, ни радостной игры полуденного солнца, ни желанных вечерних теней — абсолютно ничего, чтобы отличить один знойный, удушливый час от другого. Одна только тяжелая монотонность сна, труда, еды и снова сна — ничего, кроме разрывающей сердце тоски по прохладному голубому нёбу далекой Земли.