Еще одно следствие перехода права властвовать над «бедняками» в сферу частных отношений состоит в следующем: представители принудительной власти пытались заставить всех, кто, находясь на подконтрольной им территории, не являлся их собственностью, «ввериться» им, точно так же, как это делали рыцари, предоставлявшие себя в их распоряжение. В одной клюнийской грамоте рассказывается о случае, который произошел около 1030 года: в деревне на берегу Соны поселился некий «свободный человек»; сначала он жил «свободно», но через какое–то время ему пришлось «коммендовать» себя местным сеньорам. Это обозначается тем же словом commendatio, что и акт посвящения воина сеньору, и ритуальные жесты, возможно, тоже не слишком отличались, однако их последствия были совершенно иными: такое «препоручение» означало включение не в родственную группу, а в families группу низших подневольных, обязанных служить, но не благородно, по–сыновнему, как рыцари, а рабски, не принадлежа самому себе, будучи присвоенным как вещь. В XI веке богачи Маконнэ дарили и продавали своих «франков» точно так же, как дарили и продавали рабов. Их все еще называют свободными, но их прикрепление к сеньору уже носит наследственный характер; их патрон может прийти к ним в дом и взять все, что ему заблагорассудится, из их наследного имущества; они не имеют права вступать в брак без его согласия. Когда век спустя после этих радикальных перемен язык официальных документов наконец к ним адаптировался, появилось два весьма показательных выражения для обозначения всех зависимых, полностью утративших те статусы, по которым они некогда различались перед законом. Теперь хозяин говорил: это мой «личный» человек, то есть он мне принадлежит, он из моего частного дома, или же: это мой «человек тела», то есть его тело принадлежит мне.