История частной жизни. Том 2. Европа от феодализма до Ренессанса

Перед отцом и матерью будущей святой Годеливы, прелестной и элегантной молодой девушки, предстают несколько претендентов на ее руку (графство Булонь, середина XI века). Предпочтение отдается Бертульфу из Брюгге, готовому дать самый большой выкуп[42]. Однако он не спросил совета у собственных родителей, мать обрушивается на сына с упреками, выражая недовольство его избранницей, которая живет слишком далеко от них; в черном цвете волос невестки она видит дурное предзнаменование. «Дорогой сын, разве у нас ты не мог найти себе такую же ворону?» — вопрошает она в книге талантливого агиографа Дре де Теруана. Супружеская жизнь начинается в недобрый час.

Эрманн из Турне рассказывает более романтичный эпизод, относящийся к 1080‑м годам. Юный представитель бургундского рода Фульк де Жюр, очарованный блеском и знатностью графа Гильдуина де Руси, решает просить руки одной из его многочисленных дочерей, Адели. Сначала «француз» отвечает на эту просьбу отказом, аргументируя его тем, что юноша чужеземец. Но когда через некоторое время граф едет выполнять поручение короля Филиппа I, он попадает в засаду, устроенную Фульком; только согласие выдать замуж за него свою дочь позволяет Гильдуину вернуть себе свободу и собственность. Получив обещание руки дочери графа, юноша тут же начинает относиться к нему с почтением и преподносит обычные в таких случаях свадебные дары. Этот дерзкий поступок, впрочем, более простительный и благородный, чем обычное похищение, приводит к браку, давшему многочисленное потомство; дети тяготеют в основном к «родичам» со стороны матери и связывают с ними свою дальнейшую судьбу.

Если Симона де Крепи, наследника многих земель, не удалось заставить заключить брак, несмотря на все уговоры, то Фульк де Жюр чуть не силой проложил себе путь к союзу с представительницей более высокого рода и оказался в выигрыше. Эти три примера свидетельствуют также о расширении сети брачных «контактов», равно как и о настороженном отношении некоторых семей к региональной экзогамии[43]. Имея право на свободу передвижения, молодые люди, похоже, обладают возможностями для маневра, тогда как для девушек или женщин любое путешествие представляет опасность. И, конечно, у нас нет сведений о том, оказывали ли Годелива де Гистей и особенно Адель де Руси какие–то знаки внимания своим поклонникам. Ни законы агиографического жанра, ни правила рыцарской этики не позволяют женщинам брать инициативу в свои руки. И разве не слышим мы еще век спустя из уст литературного героя, Жирара Вьеннского, жесткой отповеди, обращенной к одной привлекательной герцогине, которая сама предлагает ему свою любовь: «Or puis bien dire et por voir after / que or comence le siecle a redoter / puis que les dames vont mari demender» («Воистину мир сошел с ума, раз женщины сами ищут себе мужей»)?

И он отказывает ей, напомнив, что устройство браков, как и ведение войн, — удел мужчин и что первое лишь ненадолго отвлекает от второго и представляет собой не более чем временное перемирие.

Воля женщины более ясно выражается в отказе: обеты посвятить себя Богу и попытки убежать из семьи, чтобы уклониться от роли, которую та навязывает, — весьма распространенные сюжеты в житиях святых дев… впрочем, как и мужей, например Симона де Крепи. Около 1150 года святая Ода из Эно, посчитав побег из дома слишком рискованным предприятием — не столько из–за крепости засовов ее родного жилища, сколько вследствие опасностей, подстерегающих снаружи, — решает изуродовать себя, лишь бы избежать нежеланного замужества. В этом случае мы видим уже новые детали: в присутствии священника девушка отказывается заключить брачный союз, заставив «семью» отложить церемонию, но с той минуты давление на нее со стороны линьяжа, верного своей стратегии, не ослабевает. Девушка полностью подчинена чужой воле; выразителем этой воли выступает не только отец — ему удается заручиться поддержкой матрон. И наконец, надо упомянуть девушек, погибших из–за того, что их избранник получил отказ у родителей или был убит: возлюбленная английского короля Гарольда, за которого отец обещал ее выдать, но потом вступил с ним в войну и победил при Гастингсе, — речь идет о дочери Вильгельма Завоевателя — решает свести счеты с жизнью, когда судно везет ее к новому мужу, Альфонсу Кастильскому (см. в хрониках Ордерика Виталия). Дочь управляющего замком (кастеляна) из Куси тоже грозится покончить с собой (ок. 1080): добропорядочности юноши, которого отец и мать прочат ей в мужья, девушка противопоставляет смелость «славного рыцаря», в которого влюблена. По совету святого Арнуля (об этом сообщает его житие) девушку выдают за того, кто является объектом ее желаний: «Церковные правила гласят, что не должно соединять юную деву с человеком, который ей немил»; впрочем, читателю дают понять, что с представителями рыцарского сословия нередко происходят несчастные случаи… Быстро овдовев, строптивица достается тому, кому была уготована с самого начала.