Читаем История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны полностью

В этом сугубо частном пространстве объектами удовольствия и исполнителями приказов были, как правило, женщины: «Дрожите, угадывайте, слушайтесь, будьте предупредительными и… может быть, вы окажетесь не очень несчастными» («Сто двадцать дней Содома»). За небольшим исключением, женщины в произведениях де Сада не свободны и редко получают удовольствие. «Любое разделенное с другими наслаждение становится менее сильным». Обычная гетеросексуальная любовь — исключение; вагине предпочитаются другие отверстия. Женщины — это объекты мужской агрессии, не имеющие никакой физической идентичности. Жюльетта выглядит исключением из правил, но, чтобы выжить, она должна бесконечно воровать и убивать. Согласно некому токвилевскому искажению, равенство и братство мужчин льют воду на мельницу их деспотизма по отношению к женщинам. Многочисленные жертвы — аристократы, но человек нового садовского мира восстанавливает феодальную власть, спрятавшись в замке.

Не следует полагать, что отношение к женщинам в эпоху Революции было таким, как описывал де Сад; однако его творчество привлекает внимание к женщине как к персонажу частной жизни. В романах де Сада частная жизнь женщин, детей и юношей–это пытки и мучения во имя сексуального наслаждения мужчин. Возможно, перед нами типичное для де Сада пародирование якобинского взгляда на женщин? Революционеры свели роль женщины лишь к роли матери и сестры, полностью зависящих от супругов и братьев; де Сад делает из них профессиональных проституток или объекты сексуального рабства. В обоих этих случаях женщины не имеют никакой собственной идентичности — если только это не требуется мужчине; они представляются потенциальными разрушительницами, как если бы было слишком очевидно, что они никогда не согласятся по доброй воле на роли, которые им отводятся. Почему же якобинцы с таким жаром и, осмелимся сказать, с пеной у рта протестовали, когда женщины заявляли о своих правах на некие роли в публичной жизни? Откуда у де Сада такая страсть к закрытым замкам? «Чтобы отразить не очень вероятные внешние нападения и гораздо более сильное внутреннее сопротивление» («Сто двадцать дней Содома»).

Взгляд на женщину как на исключительно приватное существо очень популярен среди интеллектуалов конца XVIII века. Во всех дискуссиях, посвященных женщине, постоянно ссылаются на трактат Пьера Русселя[18] «О физической и моральной системе женщин» (1775, 2-е изд. — 1783). Женщина в нем предстает как изнанка мужчины. Ее идентифицируют с точки зрения сексуальной, телесной, тогда как мужчину—с точки зрения ума и энергии. Матка рассматривается как главный орган, определяющий эмоциональную и моральную женскую сущность. Представлялось, что женская репродуктивная система чрезвычайно чувствительна и что эта чувствительность детерминировалась интеллектуальной слабостью. Женская мускулатура менее развита, женщины привязаны к дому. Сочетание физической и интеллектуальной слабости с высокой эмоциональностью идеально для воспитания детей. Таким образом, исключительно материнскую роль женщины в обществе определяет наличие матки. Мнения медиков и политиков по этому вопросу совпадали.

Во время Революции Руссель иногда публиковался в «идеологическом» журнале La Decade philosophique, был членом Академии моральных и политических наук. Кабанис[19], молодой коллега Русселя, разделял его взгляды на женщин. Мужчины биологически сильны, отважны и предприимчивы; женщины — существа слабые, робкие и пассивные. Несмотря на дружбу с мадам де Сталь и мадам де Кондорсе, Кабанис отрицал какие бы то ни было интеллектуальные и политические способности женщин; публичная карьера, с его точки зрения, разрушила бы семью, основу общества и естественного порядка. Последователь Кабаниса Жак–Луи Моро де ла Сарт, идеолог, как и его учитель, также сотрудничавший с «Философской декадой», в своем двухтомном исследовании «О женской природе» пытался создать новое научное направление — «моральную антропологию». Его идеи созвучны идеям Кабаниса: «Если верно утверждение, что самец является самцом лишь в определенные моменты, а самка — в течение всей жизни, то это можно отнести только за счет наличия матки; именно матка постоянно напоминает женщине о ее половой принадлежности и оказывает влияние на весь ее облик». Вследствие этого «женщины больше, чем мужчины, склонны верить в потустороннее и иметь видения; они гораздо более суеверны и их предрассудки более многочисленны; в значительной мере именно им обязана слава месмеризма». Поэтому неудивительно, что женщины были так подвержены влиянию непокорных священников и подвергались самым ужасным формам сексуального рабства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология