Другая важная вещь — замер интеллекта. Этот метод основан на убежденности, что между идиотом и гением существует континуум, сплошная среда. Шкала интеллекта, предложенная в 1903–1905 годах Вине и Симоном, и тест, помогающий определить место каждого индивида на этой шкале, входят в новое кредо французской психологии.
Эти открытия имеют множество последствий. Психологический анализ вызывает к жизни новый терапевтический идеал и побуждает отказаться от насильственных процедур в лечении и от гипноза. Пьер Жане в своей методике предлагает не столько слушать больного, сколько смотреть на него; ватная тишина кабинета врача берет верх над зрелищностью психиатрической больницы. Еще до появления психоанализа складывается новое психическое пространство.
Отметим здесь, что фрейдистский пансексуализм пока отталкивает французских сторонников теории бессознательного, которые вплоть до начала I Мировой войны будут эффективно противостоять распространению венских теорий. Усилия по их популяризации, предпринимавшиеся с 1903 года швейцарским психологом Теодором Флурнуа и малоизвестным профессором Моришо–Бошаном из Пуатье, не увенчаются успехом. Как бы там ни было, психологический анализ и еще некоторые достижения экспериментальной науки, например, определение фетишизма, сделанное Альфредом Бине, или изучение патологии эмоций Шарлем Фере, подготовили экспансию психоанализа в XX веке.
Измерение интеллекта, которое в то время стало в обязательном порядке проводиться в школах, будет иметь последствия для личной жизни многих детей; благодаря открытию Бине школа, этот «большой демократический трибунал», как ее назвали Робер Кастель и Жан—Франсуа Ле Сер, сможет определять наличие ненормальности, которую раньше выявить было невозможно. О существовании идиотов и имбецилов уже было известно, теперь же научились обнаруживать умственную отсталость. Из некогда однородной массы молодежи выделяются новые фигуры — неуравновешенные, дебилы, умственно отсталые. Закон 1909 года, предусматривающий создание коррекционных классов, санкционирует это разделение детей на группы. В пассивном состоянии этот закон просуществует до 1950‑х годов.
Образы тела, соответствующие социально–экономическим нуждам и зависящие от положения в обществе, диктуют свои требования педагогике, которая в свою очередь стремится создать модель поведения и предписывает определенные жесты и позы. Однако постепенно назревает желание освободиться от муштры; параллельно усиливается субъективация тела, что отмечают историки психологии. Так в XIX веке возникает целый комплекс соматических дисциплин и процедур сопротивления; историки еще очень далеки от его понимания. В этой области, как и во многих других, ученый дискурс еще только складывается. Кодекс жестов, наследник лассалевских правил приличия, позы, предписанные школьнику, воспитаннику пансиона, солдату, заключенному, жесты и движения промышленного рабочего, позы отдыха или простого расслабления, желание освободить движение, которое проявляется во времена Прекрасной эпохи, — все это представляет собой широчайшее поле для исследований. В частной жизни сталкиваются муштра и телесная эмансипация. Но и здесь все зависит от социальной среды.
В этой области в первую очередь бросается в глаза деревенская косность. Позы и жесты крестьян на полотнах Милле кажутся пришедшими из далекого прошлого — но это, опять же, может быть результатом нашей неосведомленности. Ги Тюилье, единственный из историков, кто обратил внимание на эту проблему, описал архаичные жесты крестьян из Ниверне; эти жесты вплоть до середины века свидетельствовали об отсутствии каких бы то ни было изменений в данной сфере. Этнологи из Музея традиционного народного искусства, занимающиеся этой сложной темой, выдвигают гипотезу о том, что манера двигаться при приготовлении пищи с XIV века до 1850 года совершенно не изменилась. Начиная с этой даты и приблизительно до 1920 года традиции медленно меняются под влиянием новой техники и материалов. В дальнейшем произошел настоящий переворот, в результате которого полностью изменилась ежедневная жестикуляция. Эту хронологию следует уточнить. Филипп Жутар весьма разумно отмечает, что все жесты очень последовательны и взаимосвязаны: зная, как крестьянин хватает охапку соломы, можно представить себе, как он обнимает любимую женщину.
В сельской среде по–прежнему верили в возможность исправления тела. Матроны XIX века, как и раньше, пытаются исправить форму черепа младенца сразу после его рождения; пеленание детей, но крайней мере облегченный его вариант, оставляющий ручки младенца свободными, в некоторых деревнях сохраняется до начала Третьей республики. В истории протезирования описываются случаи, когда матери буржуазных семейств заставляли своих немного сутулых дочерей носить чудовищные железные кресты, державшие спину прямой; считалось, что правильная осанка — это «эстетическое приданое» для девушек на выданье.