История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

Мишель Перро

Фигура отца

В истории частной жизни XIX века доминирует фигура отца, рулевого семейного корабля, как и гражданского общества в целом. Право, философия, политика — во всех этих областях мы видим стремление установить и оправдать его авторитет. Все, от теоретика государственности Гегеля до анархиста Прудона, поддерживают его власть. Благодаря отцу человек является законнорожденным, у него есть фамилия; согласно Канту, только появление на свет в браке является настоящим рождением человека. Лишенные короля, традиционалисты желают возродить роль отца. Однако в этом вопросе им не уступают ни революционеры, ни республиканцы — как пишет Франсуаза Майёр[47] о Жюле Ферри[48], лишь отцу семейства отдали они свои голоса на выборах. «Необходимость передать безраздельную власть семье, чтобы она перестала быть столь важной для государства, — это политическая аксиома. В этом отношении наша республиканская ассамблея ошибается, принижая роль мужа и отца», — писал Жюль Симон, сожалея о принятых законах. Республиканцы принимают бредовые решения под недремлющим оком Марианны, и женщины оказываются повсеместно—у ног великих людей или, наоборот, получают от них награды. Но это надуманное страстное прославление «Музы и Мадонны» — всего лишь способ укрепить разделение публичного и частного.

Кодекс прав человека

«Разница, существующая в самой сути супругов, предполагает и разницу в их правах и присущих им обязанностях», — пишет Порталис[49]. От имени природы Гражданский кодекс устанавливает абсолютное главенство мужа в супружестве и отца в семье и недееспособность жены и матери. Замужняя женщина теряет всякую ответственность; у незамужней женщины или вдовы ее гораздо больше. Эта недееспособность, закрепленная в статье 213 («Муж должен защищать жену, а жена — слушаться мужа»), касается практически всего. Женщина не может выступать в роли опекуна или иметь право голоса на семейном совете: в случае такой необходимости обращаются к дальним родственникам мужского пола. Она не может быть свидетелем каких–либо нотариальных актов. Если женщина покидает дом супруга, она может быть насильственно водворена обратно и принуждена «выполнять свои обязанности и наслаждаться правами во всей их полноте». Неверная жена может быть приговорена к смертной казни, так как в результате ее измены может появиться на свет внебрачное потомство, а это — посягательство на святая святых семьи. В Жеводане более или менее терпимо относились к возможным интрижкам, но резко отрицательно к беременности как к их следствию, и женщине, допустившей незаконную беременность, никакой пощады не было. Неверный муж не рисковал ничем и пользовался полной свободой в этом вопросе, потому что претензии на установление отцовства были запрещены Гражданским кодексом, но обывательская мораль требовала, чтобы виновный в беременности девицы женился на ней.

Женщина не может распоряжаться своим имуществом, и такой жизненный уклад неизменно расширялся. Как и несовершеннолетний ребенок, она не получает на руки собственную зарплату, и так было вплоть до 1907 года, когда соответствующий закон отменил это нелепое положение. На виноградниках в департаменте Од в конце XIX века зарплата супружеской пары выдавалась мужу. Единственным документом, который защищал имущественные интересы женщины, были постепенно теряющие силу правила пользования приданым или все реже встречавшееся раздельное проживание супругов — в этом случае предполагался брачный контракт, заключение которого практиковалось в богатых семьях. Вероятно, эффективный в отношении богатых семей, кодекс оставлял совершенно ни с чем женщин бедных. Надо сказать, что существовала и точка зрения, считавшая закон недостаточно суровым. Александр Дюма–сын, например, полагал, что обманутый муж имеет полное право самостоятельно вершить правосудие. По мнению Прудона, в шести случаях, к которым относятся, в частности, распутство, пьянство, воровство, расточительство, «муж может убить жену в силу своей власти над ней» («Порнократия, или Современность», 1875).

Это всевластие распространяется и на детей. Любовь к детям не оказывает влияния на авторитет семьи и на отцовскую власть. Французская революция провела лишь незначительные реформы, касавшиеся ограничения родительской власти в отношении совершеннолетних детей, отмены практики лишения наследства, ограничения наказаний и т. п.; проект Робеспьера — забирать семи–восьмилетних детей из семей и воспитывать их в детских учреждениях в духе уважения к новым идеям — никогда не обсуждался.