История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Здешние разговоры отличаются от тех, что ведут в магазинах покупательницы с продавцами. Частная жизнь обсуждается меньше, говорят в основном о работе, о делах, о политике. Если же разговор переходит на личные темы, то это, как правило, сопровождается шутками о женщинах вообще, и личная жизнь каждого из участников беседы для непосвященных остается тайной. Эти обмены репликами также основаны на некоем неписаном своде правил, и грубоватые шутки являются своеобразным ключом к его пониманию. Все сказанное ни к чему не обязывает, а если кто-то вдруг обидится, то, значит, «он не понимает шуток»; тем не менее эти игривые шутки произносятся от первого лица...

В этих условиях понятна важность такого явления, как кафе: накануне I Мировой войны их насчитывалось во Франции 480 ооо, накануне II Мировой—500 ооо. Это более одного бистро на сотню жителей. Даже в крошечных городках было множество таких заведений, особенно в промышленных районах: в Рубе, например, в конце XIX века было одно кафе на 50 жителей! Выше уже говорилось, что успех кафе частично объяснялся теснотой народного жилья, и в исследованиях народной жизни постоянно упоминаются кабаре и забегаловки в качестве мест проведения досуга рабочих⁵⁶. Во всяком случае, с середины XIX до середины XX века частная жизнь простого народа вне дома протекала в этих публичных заведениях, за которыми велось неусыпное наблюдение полиции и подвальных крыс, которых было здесь полно.

В этом смысле французы в рассматриваемый период жили в своем квартале и городке так же, как у себя дома. Это отмечает Колетт Петонне, отслеживая ежедневный маршрут одной старой дамы, которую органы социальной защиты надумали переселить: безусловно, она живет в жалкой конуре, но она у себя также и на улицах, и во всем квартале; что она будет делать в новой квартире, лишившись своего квартала?⁵⁷ Противопоставлять абсолютно частное домашнее пространство и публичное пространство за пределами дома свойственно буржуазии, тогда как для простого французского народа или неаполитанцев, описанных Сартром, это противопоставление не столь ярко выражено. Пространство квартала отличается от частного пространства, но эти отличия не столь сильны; напротив, квартал, окружая частное пространство, становится для него своеобразной защитной зоной. Обычаи квартала позволяют ему быть открытым, публичным пространством, но в то же время впускающим в себя частную жизнь каждого обитателя, который находит в нем поддержку, отклик, иногда запреты. Квартал помогает совершить переход от частного к публичному.

Разрушение и воссоздание

Недавний процесс урбанизации разрушил это замысловатое взаимодействие публичного и частного.

Чтобы передаваться от поколения к поколению, этой «культуре бедности»* требовались относительная стабильность населения и время для ассимиляции вновь прибывающих. Франция же в период с 1954 по 1968 год стремительно урбанизировалась, и доля горожан за эти четырнадцать лет выросла с 58,6% до 71,з%⁵⁸ и в дальнейшем прибавила несколько пунктов, составив в 1982 году 73,4%.

Агрессивное наступление урбанизации сопровождалось жилищным кризисом, который государство преодолевало спорными методами. В начале XX века было построено очень мало жилья, что объясняет сохранность бедных народных кварталов с их культурой. Однако дефицит жилья был таков, что строить новое приходилось целыми кварталами, на больших площадях. Уже было сказано, что большие жилые комплексы представляли собой прыжок в современность. Нас здесь интересуют в первую очередь совершенно новые кварталы, все жители которых были в них переселены. В истории еще не было ничего подобного. У обитателей этих новых кварталов не только нет никаких традиций, но им практически невозможно их создать, поскольку население в возрастном и семейном отношении очень однородное. Здесь очень не хватает * См.: Hoggart R. La Culture du pauvre. Paris: Ed. du Minuit, 1976. Автор этой книги, вышедшей в свет на английском языке в 1957 году, доказывал положение о сохранности культуры британских народных кварталов— несмотря на средства массовой информации, рекламу и общество изобилия. Редкая проницательность для того времени. — Примем, авт.

пожилых людей: не бабушек, которые никогда не жили со своими детьми и внуками, но одиноких старушек, хранительниц памяти квартала, знавших, как здесь принято себя вести, и из-за занавески зорко следивших за тем, кто куда пошел... Что за жизнь может быть у квартала, когда в определенный момент все его жители уходят на работу или в школу?

Разобщенное пространство квартала