История человечества. Восток

…Двор богдыхана требовал каждый год: 31 тыс. блюд, 16 тыс. тарелок с синими драконами, 18 тыс. чашек с цветами и драконами, 11 200 блюд с написанными словами: «фу» – счастье и «чеу» – долгая жизнь. В приказах богдыхана по фабрикам говорилось, что посуда для двора должна быть голубая, как небо после дождя в промежутках между облаками, блестящая, как зеркало, тонкая, как бумага, звонкая, как гонг, гладкая и сияющая, как озеро в солнечный день. Все это исполняли фабрики Кинтечена. Рабочие умели делать удивительные вещи: посуду белую, как цветы яблони, посуду лиловатую, как аметист, и еще красную матовую посуду, похожую на коралл, всю в резных узорах. Они делали фонари, расписанные пурпурными пионами, которые чудесно светились, если внутри зажечь огонь. Другие фонари – в виде рыб и драконов с горящими глазами.

Гуаньинь – богиня милосердия. Эпоха Мин

Д’Антреколль видел там один фонарь – большую фарфоровую кошку с горящими глазами. Он рассказывал в письмах, что крысы боялись ее больше, чем живых кошек. Еще там были коробочки с кружевными фарфоровыми стенками, в которые сажали пойманных бабочек. Были чашки, у которых сквозь дырочки в первой – кружевной – стенке виднелась вторая – сплошная. На ней были нарисованы горы, дома и китаянки с корзинами цветов. Из таких чашек можно было пить какой угодно горячий чай, не обжигая руки, потому что от кипятка нагревалась только внутренняя, сплошная стенка, а кружевная оставалась прохладной. Некоторые чашки были с таким фокусом, что когда вы начинали пить, вода вдруг бурлила и брызгала вам в нос. А однажды мандарин показал д’Антреколлю чудесную белую чашу. Когда в нее наливали воду, на ее стенках появлялись, словно выплывали, голубые рыбы. Выливали воду – чаша опять становилась белой. Но больше всего славилась в Китае фарфоровая нанкинская башня. Ее девять этажей поднимались вверх на 80 м. Стены были выложены белыми фарфоровыми плитками. Плитки у окон и дверей были желтые и зеленые. На них извивались выпуклые драконы. На острых выступах башни висели фарфоровые колокольчики. Их было восемьдесят штук. Они нежно звенели от дуновения ветра».

Несмотря на оказанное доверие, д’Антреколль получил о производстве фарфора лишь самое общее представление.

Конечно, фарфор экспортировался не только на Запад, но и на Восток, который тоже мечтал превзойти китайских мастеров. Первыми освоили производство фарфора японцы. Это произошло около 1500 г. Но японский фарфор, несмотря на богатство росписи, был гораздо худшего качества.

Европейские монархи считали разработку вожделенной технологии делом государственной важности. Так, ученый Иоганн Бетгер, решивший, наконец, эту задачу, вынужден был бежать от прусского короля Фридриха I, так как опасался за свою свободу. Но знаменитый химик попал из огня да в полымя – он оказался пленником саксонского курфюрста и польского короля Августа Сильного. Уже в неволе Бетгер и догадался, что белая шнорровская земля, которую саксонские парикмахеры использовали в качестве пудры для париков, и есть каолин. Осталось сделать еще один шаг: соединив ее с алебастром, Бетгер получил самый настоящий фарфор, известный теперь как мейсенский.

Арестован за нерадение был и Дмитрий Виноградов, который по поручению императрицы Елизаветы пытался наладить производство фарфора в России. Его опыты были окружены ореолом таинственности: записывая результаты, ученый был обязан пользоваться шифром. Немало времени прошло, пока Виноградову попался подходящий образец глины. Это была белая оренбургская глина, которая в смеси с гжельской «черноземкой» дала, наконец, при обжиге долгожданный результат.

Одна за другой появлялись в Европе мануфактуры по производству фарфора. До сих пор знатокам хорошо известны марки «Веджвуд» или «Споуд». Но китайский фарфор так и остался непревзойденным чудом – хрупким и изысканным. Любители фарфора особо ценят изделия эпохи Мин: его легкие пропорции, тонкие полупрозрачные стенки и великолепную роспись.

Еще одной ценной реликвией любого китайского дома минского времени были древние изделия из яшмы и нефрита, – скипетры, печати, диски, украшения, чей затейливый узор, гладкая поверхность, дымчатая глубина и прочие приятные свойства выражали добродетели возвышенного мужа. Как воплощение «высшего ян» и «семени дракона», яшма и нефрит наделялись магическими свойствами. Минские авторы различают восемь разных сортов яшмы и нефрита, из которых самой ценной считалась яшма «белая, как бараний жир». Несколько уступала ей по качеству яшма цвета «льда» или «рисовой каши». Большое значение придавалось и узорам яшмы, коих китайские коллекционеры различали более трех десятков видов. Законодатели утонченного вкуса упоминают о предметах из белой и желтой яшмы – печатях, прессах, подлокотниках и т. п.