В Греции, Риме и Византии ученый-поэт —
К концу XV века очки превратились в обыденный предмет и стали символизировать не только престижность чтения, но и последствия злоупотребления им. Большинству читателей и тогда и теперь приходилось смириться с унижением, когда об их занятии отзывались как о чем-то предосудительном. Я помню, как смеялись надо мной не то в шестом, не то в седьмом классе за то, что я сидел за партой и читал. В конце концов я оказался на полу, очки в одном углу, книга в другом. «Тебе бы все равно не понравилось», — говорили мои двоюродные братья: они видели мою заваленную книгами спальню и были уверены, что я не захочу пойти с ними в кино на очередной вестерн. Моя бабушка, заставая меня за чтением воскресным вечером, только вздыхала: «Только и знаешь, что фантазировать», потому что моя пассивность казалась ей бессмысленным ничегонеделанием и преступлением против жизнелюбия. Вялый, хилый, надменный, педантичный, элитарный вот некоторые из эпитетов, которые в конце концов стали ассоциироваться с рассеянным ученым, близоруким читателем, книжным червем, «ботаником». Закопавшегося в книгах, изолировавшегося от мира фактов и плоти, высокомерного по отношению к тем, кто не знаком с миром слов, хранящихся в пыльных обложках, читателя-очкарика, который притворяется, что ему известно то, что от других Господь скрыл в своей мудрости, считали дураком, а его очки стали символом интеллектуальной заносчивости.
В феврале 1494 года, во время знаменитого карнавала в Базеле, молодой доктор юриспруденции Себастьян Брант опубликовал маленький сборник аллегорических стихов на немецком под названием «Das Narrenschiff», или «Корабль дураков». Его ожидал сокрушительный успех: за первый год книга переиздавалась трижды, а в Страсбурге, на родине Бранта, предприимчивый издатель, торопясь получить свою долю прибыли, заказал никому доселе не известному поэту еще четыре тысячи строк, чтобы вставить их в книгу. Брант пробовал жаловаться на плагиат, но все напрасно. Два года спустя Брант попросил своего друга Жака Лоше, профессора поэтики в университете Фрайбурга, перевести книгу на латынь[674]
. Лоше так и сделал, но изменил порядок глав и добавил кое-что от себя. Но как бы ни меняли исходный текст Бранта, книгу продолжали читать даже в XVII веке. Своим успехом книга в большой степени была обязана гравюрам, многие из которых создал двадцатидвухлетний Альбрехт Дюрер. И все же главную роль в триумфе книги сыграл сам Брант. Он методично описал все глупости или грехи современного ему общества, от адюльтера и азартных игр до безверия и неблагодарности, используя самые свежие примеры: так, открытие Нового Света, имевшее место всего за два года до этого, упоминается в середине книги как образец глупости любопытства. Дюрер и другие художники предлагали читателям Бранта вполне узнаваемые образы новых грешников, но это сам Брант описал иллюстрации, которые должны были сопровождать его текст.Одна из этих иллюстраций, первая после фронтисписа, изображала глупость ученого. Читатель, открывавший книгу Бранта, видел портрет его самого человека, сидящего в кабинете в окружении книг. Книги повсюду: на полках за его спиной, на письменном столе и во всех ящиках стола. Человек нахлобучил ночной колпак (чтобы скрыть ослиные уши), но колпак шута с бубенцами висит у него за спиной, а в правой руке у него метелка для пыли, которой он машет на мух, пытающихся сесть на его книги. Он и есть «Büchernarr», «книжный дурак», человек, глупость которого состоит в том, что он зарывается в книги. На носу у него пара очков.