История дьявола

Конечно, римляне не отличались особым полетом фантазии, когда придумывали свои мифы. Даже меланезийцы, при всей поэтике или абсурдности вероисповедания, проявили гораздо больше воображения в легендах о мироздании и пантеоне. Однако у нас отнялся бы язык, если бы мы упрекнули римлян за то, что они не отрывались от реальной почвы и не пытались при помощи сверхъестественных сил решить свои земные проблемы. Ведь эти силы отождествлялись с хаосом, от чего римляне, ставящие порядок превыше всего, приходили в священный ужас. Если для греков религия стала основой демократии, то для римлян — гарантом порядка и в дальнейшем государственности, но ни те ни другие так и не смогли смириться с несуразностями мифов и согласиться с тем, что люди произошли от камня или птицы со змеиным хвостом или появились на свет после космического соития чудовищ. Как только религия сформировалась в стройную систему, она сразу же была поставлена на службу людям, кланам, семьям и, что весьма показательно, куриям и коллегиям. С самого начала римская религия была функциональной без греческих излишеств, имевших, впрочем, восточное происхождение; к тому же ей были чужды изыскания в духовной сфере, свойственные восточным вероисповеданиям. Скажем только, что это замечание добавляет последний штрих к характеристике культа, где нет ничего лишнего: ни в толковании, ни в идеализации богов. Все это позволяет сделать вывод, что метод художественного реализма зародился в Риме.

Весь парадокс заключается в том, что ключом к пониманию римской религии, о чем ученые часто забывают, а возможно, и намеренно умалчивают в многочисленных трудах, претендующих на глубину и полное изучение предмета исследования, является запрет на прямое общение с богами; при малейшей попытке нарушить этот запрет римлянин обвинялся в superstitio, то есть в «религиозном анархизме»; впрочем, этот термин мало кому известен, как и само понятие, которое он обозначает. Несмотря на то, что римлянин считался хозяином своей судьбы, хотя и подспудно понимал, что ему никуда не скрыться от недремлющего ока своих богов, он не имел права напрямую обращаться к богам[382]. Жители Вечного города относились к пророчеству, ясновидению и колдовству как к нарушению религиозных норм и правил, ибо религия в их глазах прежде всего была неким социальным контрактом, заключенным с покровительствующими божествами. Только гаруспики[383], деятельность которых регламентировалась жреческими коллегиями, могли предсказывать будущее. Даже могущественный римский император Веспасиан[384], заявлявший в Египте, что обладает даром ясновидения, ни разу не заикнулся о своих сверхъестественных способностях по возвращении в Рим, опасаясь санкций Сената.

Запрет на прямой контакт с богами не означал, однако, отказа от вариантности трактовки статьи вышеназванного социального контракта: например, Сенека написал целый трактат, De superstitio, в котором подверг критике некоторые римские культы, усмотрев излишества, в частности восточные, уже начинавшие входить в моду в Вечном городе. Запрет прежде всего объяснялся распределение ритуалов между общинами: по роду деятельности, куриям, коллегиям и т.д. Нашему современнику, воспитанному в духе традиций христианства, такое veto, возможно, покажется странным; но все становится на свои места, если только уяснить, что прямое общение с богами было чревато опасными последствиями. Во-первых, отдельная личность злоупотребляла добрым отношением ангела-хранителя города, что, в свою очередь, открывало лазейку для установления власти тирана, который тут же заявил бы о том, что получил полномочия на правление от самих богов. И потому каждый римский гражданин, став свидетелем сверхъестественного или необычного явления, был просто обязан доложить о нем жрецу своей общины, имевшему исключительное право вступать в контакт со сверхъестественными силами.

Вторая же опасность заключалась в размывании законов города, основанных на принципе коллегиальности. Ибо как только отдельная личность заявит о том, что боги облекли ее властью, тут же другие горожане последуют его примеру.

И этот же запрет объясняет не только отсутствие, но и невозможность возникновения мистицизма в римской религии, что вначале раздражало, а затем огорчало современных историков, вовсе не свидетельствуя о слабости, а скорее говоря об исполнении долга перед обществом, ибо божьи избранники не могли больше оставаться членами общины. И каждый знал, что мистицизм мог привести если не к истерическим припадкам, то уж обязательно к расстройству желудка.