Однако как только эмиссары шведской королевы Ульрики-Элеоноры, сестры Карла XII, неожиданно погибшего в Норвегии, при осаде Фридрихсгала, появились в европейских дворах с целью выработки конкретного плана «северного умиротворения», выяснилось, что этот план - фикция, ловушка для Швеции, и направлен на затягивание ее войны с Россией. Сами же новоявленные союзники считали, что вступать в конфликт с Россией из-за Швеции - дело трудное и малоперспективное… В такой сложной международной обстановке Петр I «прорубал окно в Европу» и многим европейским правительствам, особенно английскому, был не только неудобен, но и весьма опасен.
Подобная внешнеполитическая ситуация неминуемо смыкается с внутригосударственной оппозицией, сколь бы ни велики были между ними расхождения в конечных целях. Потому-то изощренность шпионов и агентов в дипломатических одеждах в ведении тайной войны не имела границ. Из писем иностранных дипломатов, наблюдателей и шпионов при русском дворе, написанных в последние недели перед смертью Петра I, следует однозначный вывод: Петр «не мог умереть от той болезни», диагноз которой поставил придворный лекарь профессор Блументроост…
… Всего за несколько недель до своей смерти царь Петр I казнил камергера Вилима Монса, повинного в стремлении к преступному прелюбодеянию с самой императрицей. Но казнить тогда же любимую женщину не смог, хотя и не простил Екатерине измену. И удар этот разрушил его силы. Первая же болезнь - из-за сильной простуды (осложнение хронической уремии - по официальной версии) -стала для него смертельной. Он мучительно болел двенадцать дней, и хотя были моменты облегчения и просветления, вопроса о престолонаследии он так и не решил. Однажды лишь подал знак любимой дочери Аннушке дать перо и бумагу и слабеющей рукой написал: «Отдайте все…» Кому? Перо выпало из рук… Было от чего дрожать Екатерине, но дрожал от страха перед расплатой в эти дни и Александр Данилович Меншиков, уличенный в лихоимстве, воровстве и вымогательстве «в особо крупных размерах… дач на ниве государственной», чувствуя всем своим естеством, что на этот раз его уже не спасут былые заслуги…
Однако в истории болезни Петра Алексеевича, собственноручно написанной на десяти страницах доктором Блументроостом в 1716 году, не было никаких показаний ни на «дурную почечную болезнь», ни на другую, сколь-нибудь опасную для жизни.
Кому была угодна версия хронической, необратимой болезни? Петр не успел написать или даже устно сделать завещания или ему не позволили это сделать?
Интересен такой момент: перед входом в комнату, где лежал больной царь, был поставлен алтарь. А так как заходить за алтарь не дозволялось ни женщинам, ни иноверцам, то допуск к больному был крайне ограничен. И ни дочери, горячо любившие Петра, ни врачи-иностранцы, приглашенные на консилиум, не могли проследить за течением болезни и за лечением. Причем появился алтарь тогда, когда распоряжаться здесь стал опальный Меншиков, неизвестно почему появившийся во дворце. Фактически он находился под домашним арестом.
Кто был автором пьесы и режиссером этого исторического спектакля, именуемого «Последние дни Петра Великого»?
Кому было выгодно представлять великого российского преобразователя в глазах Европы захватчиком, а Россию - гегемонистской державой?
Уже много лет определенные круги западной (прежде всего французской бонапартистской) историографии пытаются представить захватнический поход Наполеона на Россию в 1812 году как борьбу «цивилизации» с «варварством», с «природной агрессивностью» русских, темных и отсталых.