История династии Сфорца

С самого начала перспективы Людовико выглядели весьма сомнительными. Казалось, что он не предполагал, что Людовик XII сразу же начнет наступление. Как показывает Пелиссье в своей замечательной книге, военные приготовления герцога продвигались медленно и были не слишком эффективны; даже когда он осознал действительное положение дел, недостаток средств не позволил ему сделать все, что было необходимо. Те же самые качества, которые позволили Милану, несмотря на многие его недостатки, считаться, пожалуй, самым блестящим правящим двором Ренессанса, в этот момент стали главными его недостатками. Людовико был человеком мирного времени, лишенным необходимых для ведения войны качеств. Кроме того, он не умел подбирать командующих, опасаясь передавать власть в руки людей, обладающих по-настоящему сильным характером. Джан Франческо Гонзагэ, маркиз Мантуанский, которого все считали лучшим воином в Италии того времени, чувствовал себя неловко среди фривольных нравов миланского двора. В отместку Людовико он бранил его лошадей, заявляя, что никакая сила не заставила бы его купить таких кляч. Галеаццо Сансеверино, бонвиван и охотник до развлечений, был назначен командующим армией Людовико вовсе не за его умение руководить военными действиями; и к несчастью для Милана, властные манеры Сансеверино оттолкнули многих из лучших друзей Сфорца. Главным из них был Джан-Джакомо Тривульцио. У него не было того шарма, которым обладал его соперник, но это был хороший воин, всегда верно служивший своему хозяину. Французы отказывались служить под началом итальянцев, поэтому его от всей души ненавидели многие из его соратников, такие как Стюарт д'Обиньи и граф де Линьи. Но Людовик XII понимал всю важность участия Тривульцио в военной кампании против Милана, где у того было много друзей и родственников, и поддерживал его в этой затруднительной ситуации, хотя впоследствии он отказался от него, когда тот обнаружил свою полную несостоятельность на посту губернатора завоеванного герцогства.

Маркиз Мантуанский начал с того, что принял предложение Людовико стать его кондотьером. Изабелла была довольна таким поворотом событий; ее дружеское расположение к Моро видно по тем хлопотам, которыми сопровождалась ее подготовка к предполагавшемуся визиту Людовико в Мантую: она даже справилась у своего посла в Милане о том, какое вино предпочитает герцог. Но этот визит так никогда и не состоялся, поскольку маркиз рассорился с Людовико по поводу предложенного ему звания. По-видимому, его войско должно было выступить против венецианцев: сложно представить, чтобы он сражался на одном фронте с Сансеверино. Изабелла приложила все усилия, чтобы уговорить своего мужа не разрывать с Миланом, ибо, вне зависимости от их родственных связей, победа французов не принесла бы никаких выгод Мантуе. Гонзага недолюбливал Людовико за дружбу с его женой. Костабили даже обвиняет в этом герцога Милана, «ведь он не раз говорил, что маркиз ненавидит его из ревности к своей жене». Дело закончилось тем, что Гонзага решил придерживаться нейтралитета.

Людовико не мог даже рассчитывать на поддержку всего рода Сансеверино. Он нанес оскорбление главе клана графу Каяццо, который, вероятно, был более умелым воином, чем его брат, чьим успехам, по-видимому, он втайне завидовал. Каяццо отомстил за себя, нанеся значительный ущерб Сфорца еще до того, как фактически перешел на сторону Франции. Галеаццо же с самого начала обнаружил свою некомпетентность тем, как поверхностно и небрежно контролировал подготовку к обороне.

Асканио, спешно прибывший из Рима, стал главным помощником Людовико. Их встреча была отложена на день из-за неблагоприятного расположения звезд, что, впрочем, не помешало братьям проявить самую искреннюю любовь друг к другу. Кардинал принял управление Миланом, а Людовико на неделю удалился в Ле Грацие, вероятно рассчитывая скорее на Божью помощь или желая узнать свою судьбу, чем из каких-либо бескорыстных религиозных соображений. Асканио погрузился в работу с энергией и умением, впечатлившими всех наблюдателей. Кроме того, он щедро тратил собственные средства. Ему помогали Сансеверино и кардинал Ипполито д'Эсте, архиепископ Милана, чья личная привязанность к Моро перевесила предостережения его отца, союзника Франции, который не желал, чтобы его сын разделил участь его врагов.