Штурм Пьяченцы, во время которого впервые в Италии были в полной мере использованы возможности артиллерии, весьма укрепил репутацию Сфорца, однако последовавшее вслед за ним ужасающее разграбление города, во время которого по его приказанию щадили лишь монастыри и церкви, заставило трепетать перед его именем. После этого Пьяченца долгое время оставалась безлюдной, и в конечном счете ее пришлось заселять насильственными мерами. Бьянка Мария являлась вдохновительницей всех политических действий своего мужа в течение этого периода: она прекрасно знала Милан и самих миланцев, поэтому Сфорца постоянно обращался к ней за советом. В 1448 году ей снова пришлось продемонстрировать свою храбрость в сражении. Она находилась в Кремоне, которой угрожало нападение венецианцев. Двадцатитрехлетняя герцогиня возглавила отряд горожан и верхом на лошади повела их в бой, а когда некий венецианец издал боевой клич «Марко! Марко!»[21]
, она метнула в него свое копье, попав ему прямо в рот с такой силой, что тот упал замертво. Воодушевленные ее примером жители Кремоны сражались до тех пор, пока не нанесли врагу тяжелое поражение. Сфорца заставил отступить венецианскую флотилию, разбив ее при Лоди, и в том же 1448 году одержал победу в битве при Караваджо, которая, по словам Рекотти, была самой значимой из сражений этого века. Благоразумие, осмотрительность и невозмутимое спокойствие Сфорца были, по свидетельству Сорио, почти сверхчеловеческими, когда его внезапно атаковала огромная венецианская армия. У Сфорца не было времени даже надеть все свои доспехи. Среди 30 000 пленников оказались три венецианских военачальника и два гражданских проведитора[22]. Рядовых пленников разоружили и выпустили на свободу, поскольку их невозможно было прокормить, а их количество было угрожающим; остальных ввели в Милан под охраной на радость всему городу. Добыча была огромной.Тем не менее власти встретили эту победу не столько с радостью, сколько с ужасом. Они сразу же затеяли интриги против победоносного военачальника. Сфорца не питал никаких иллюзий. С тем же холодным расчетом, который помог ему выиграть битву, он намеревался использовать свой успех с выгодой для себя. Он понимал, что стал теперь слишком могущественным для подчиненного и что каким бы властям он ни служил, те приложат все усилия, чтобы уничтожить его, как только он перестанет быть для них полезным. Его единственная надежда состояла в том, чтобы установить свою собственную власть над Миланом.
Сфорца продвигался со своим войском к Брешии, которая была обещана ему по условиям контракта, когда пришел приказ остановить наступление. Он узнал, что его наниматели из Милана призывали жителей Брешии не сдавать город, обещая им скорое завершение войны, и попытались возбудить недовольство в рядах армии, распространяя слухи о том, что не заплатят его солдатам. Венецианцы, знавшие толк в людях и испытывавшие глубокое презрение к своей братской республике, пытались привлечь Сфорца на свою сторону на любых условиях; по сведениям Сфорца, Милан также стремился заключить мир с Венецией. Спустя месяц после Караваджо Сфорца пришел к соглашению с Венецианской республикой. Венецианцы своими деньгами и людьми должны были помочь ему завоевать Милан; Франческо же должен был получить во владение лишь те земли, что принадлежали Милану на момент смерти герцога Филиппо; все остальное должно отойти Венеции. Первым следствием такого изменения позиций было то, что несколько крупных городов перешли на сторону Сфорца. Когда депутация из Милана, после долгого перечисления того, что сделала для него республика, упрекнула Франческо в измене, он со своей стороны обратил их внимание на те предательства, которые они совершили по отношению к нему, добавив, что он и так слишком долго медлил завладеть герцогством, принадлежащим ему по праву наследования и по обещанию прежнего владельца. Он не причинит им вреда, заявил Сфорца, но предпримет шаги, чтобы обезопасить себя от них.