Как это обычно и бывает, в последнюю минуту оказалось, что мы забыли захватить уйму нужных и полезных вещей, и вышли из дома нагруженные выше головы коробками и свертками.
На полпути к порту доктор вдруг вспомнил, что оставил на огне суп. К счастью, мимо пролетал черный дрозд, и доктор чирикнул ему просьбу слетать к нему домой и сказать Крякки о супе.
На причале собралась большая толпа провожающих. У трапа стояли мои родители. Я боялся, что они расплачутся и прощание превратится в пытку. Но все обошлось: конечно, мать пустила слезу, надавала мне наставлений, чтобы я вел себя хорошо, укутывал горло и не промочил ноги, а отец только сказал: «Долгие проводы — долгие слезы», хлопнул меня по плечу и пожелал счастливого пути.
Доктор неприятно удивился, когда не увидел среди провожающих Мэтьюза Магга.
— А я-то надеялся, что он придет, — сокрушался доктор. — Я хотел попросить его, чтобы он носил еду моим зверям.
Наконец после многочисленных рукопожатий, объятий и пожеланий счастливого пути мы оказались на палубе и с трудом подняли якорь. Отлив подхватил «Ржанку», и судно медленно отчалило. Толпа на берегу кричала «ура» и махала нам вслед платочками.
По правде говоря, нам здорово не хватало сноровки. Для начала мы столкнулись с баржей и чуть не опрокинули ее, а за поворотом реки сели на мель, и нам пришлось изрядно потрудиться, прежде чем мы смогли продолжить путь. Но доктор не обращал внимания на такие пустяки.
— Мелкие неприятности неизбежны в любом деле, — невозмутимо говорил он, шаря руками в мутной воде в поисках потерянного башмака. — То ли дело плыть по открытому морю. По крайней мере, там не натыкаешься на каждом шагу на препятствия.
Я никогда не забуду, как запела моя душа, когда берег и маленький маяк в устье реки остались позади. Впереди меня ждали море, небо и приключения.
На долгие недели «Ржанка» превращалась в наш дом, в нашу улицу, в нашу землю, в наш сад. Среди необъятного моря она казалась совсем крохотной, но я чувствовал себя на ее борту удивительно уютно и безопасно.
Я глубоко вдохнул морской воздух и огляделся вокруг. Доктор стоял за штурвалом, «Ржанка» плавно опускалась и поднималась, легко взбираясь на крутые волны. Признаться честно, до отплытия я побаивался, что у меня начнется морская болезнь, но теперь с радостью убедился, что мне не угрожает такая постыдная для моряка хворь. Бед-Окур добровольно взял на себя обязанности кока, то есть корабельного повара, и пошел готовить обед. Чи-Чи укладывала якорный канат кольцами, по-морскому — в бухту. А мне предстояло принайтовить, как говорят на берегу — закрепить, все, что было на палубе, на случай шторма. О’Скалли сидел на носу судна. Его острые глаза высматривали у нас по курсу мели, скалы и остовы затонувших кораблей.
Словом, каждый был занят своим делом. Даже старушка Полли не сидела сложа крылья и время от времени опускала в воду термометр, чтобы проверить, не похолодала ли вдруг вода и не заплыл ли случайно в наши широты айсберг. Внезапно я услышал, как она тихо бранится про себя: наступили сумерки, и Полли не могла разглядеть маленькие цифры на термометре. И только тогда я окончательно уверился, что мое путешествие началось в самом деле и что эту ночь я проведу в открытом море.
Глава 3
НАЧИНАЮТСЯ НЕПРИЯТНОСТИ
Перед ужином из камбуза вышел Бед-Окур и обратился к доктору, стоявшему за штурвалом:
— Доктор… то есть капитан, у нас в трюме «заяц»… то есть не настоящий заяц… — запутался он и смутился. — Словом, капитан, за мешками с мукой сидит человек.
— Вот те на! — воскликнул доктор. — Стаббинс, спустись с Бед-Окуром вниз, и приведите сюда этого «зайца». Я не могу бросить штурвал.
Мы с Бед-Окуром спустились в трюм и вытащили из-за мешков человека, обсыпанного с головы до ног мукой. Мы отряхнули его и, пока он чихал и кашлял, без хлопот выволокли на палубу и поставили перед капитаном. «Зайцем» оказался не кто иной, как Мэтьюз Магг!
— Что вы здесь делаете? — несказанно удивился доктор.
— Соблазн оказался сильнее меня, — ответил «кошачий кормилец», потупив глаза. — Сколько раз я просил вас взять меня с собой в путешествие, а вы всегда мне отказывали. А тут я узнаю, что вам нужен матрос в команду, и думаю: «А что, если тебе, Мэтьюз, спрятаться в трюме? А когда корабль выйдет в открытое море, доктор волей-неволей оставит тебя. Не бросит же он тебя за борт!» Вы меня знаете — что задумал, то сделаю. Да только вышло все не так складно, как хотелось. Когда я свернулся калачиком за мешками и пролежал так весь день, у меня снова разыгрался ревматизм. Пришлось мне вытянуть ноги, а ваш черный кок едва не споткнулся о них. Вот так все и произошло. А почему это шхуну так сильно качает? И ветер что-то крепчает… Уж не приближается ли шторм? Похоже, я сглупил, и не след мне с моим ревматизмом соваться в море.