История долгов наших: Долги и темная сторона богатства

«Начать с чистого листа» — это разговорное выражение означает искупление собственных грехов и попытку исправить совершенное вами зло. Но эта метафора, как и все метафоры вообще, имеет под собой нечто реальное: эти листы — обычная принадлежность баров и пабов, где постоянным посетителям открывается кредит и записываются долги. Лист считается нечистым, потому что он весь измаран долговыми записями, но главное — он нечист в равной мере и для кредитора, и для должника.

Я заканчиваю главу двусмысленными цитатами, взятыми из неисчерпаемого запаса народных поговорок. Одна рассчитана на должников, а вторая — на кредиторов. Для должников: «Смерть оплатит все долги». Для кредиторов: «На тот свет ничего с собой не возьмешь». Обе эти поговорки в чем-то неверны. Во-первых, долги могут сохраняться и после смерти. А что касается «того света», то все зависит от смысла слова «ничего». Впрочем, об этом — в следующей главе, основной темой которой станет долг как движущая сила любой истории. Я назвала эту главу «Долг как сюжет».

ГЛАВА 3 ДОЛГ КАК СЮЖЕТ

Без памяти нет долга. Но можно сказать, что и без «истории» нет долга.

«История» в нашем случае — это цепочка событий, происходящих во времени, как говорят на занятиях по художественной прозе. А долг проявляется как результат событий, происходящих во времени. Поэтому в каждом долге содержится сюжетная линия: как человек оказался должником, что он делал, говорил и думал, пока был должником, а затем если вам нужен счастливый конец, то следует описание счастливого избавления от долга, а если нужна трагедия — рассказ о том, как человек все глубже и глубже погрязал в долгах, пока наконец не пропал.

Скрытые тут метафоры прозрачны: мы влезаем в долг, как в кабалу, болото, или яму, или даже в кровать; мы освобождаемся от него, словно выходим на свежий воздух или вылезаем из ямы. Если мы тонем в долгах, то на ум приходит сразу образ тонущего в волнах корабля и пассажиров, идущих на дно и задыхающихся от нехватки воздуха. Все это звучит драматично и сопровождается множеством физических действий — тут и прыжки, и барахтанье, и медленное погружение. Рассуждая метафорически, долговой сюжет далек от унылой реальности, в которой должник сидит за столом, играя цифрами на экране монитора, раскладывает просроченные счета в надежде, что они как-нибудь исчезнут, или меряет шагами комнату и мучительно думает, как выбраться из этой финансовой ямы.

В нашем сознании, которое отражается в языке, долг — это некое мысленно представимое нематериальное обиталище, как ад в пьесе Кристофера Марло. Там на вопрос Фауста, заданный Мефистофелю, почему тот не в аду, а в одной комнате с Фаустом, Мефистофель отвечает: «О нет, здесь ад, и я всегда в аду»[11]. Он носит ад всегда с собой, как скафандр, — он всегда в аду, и ад всегда с ним. Если слово «ад» заменить на слово «долг», то в нашем контексте получится, что долг — это тоже то, что мы носим всегда с собой. «О нет, здесь долг, и я всегда в долгу», — может сказать любой осажденный долгами человек.

Это сообщает общей идее долга — особенно крупного и безнадежного — оттенок некоторого благородства и таинственности, придает ему некий трагизм. Возможно, некоторые люди становятся должниками потому, что, как быстрая езда на мотоцикле, долг добавляет им адреналина и делает жизнь ярче. Когда судебные приставы стучат в дверь, электричество отключают за неуплату, а банк грозит забрать дом за просрочку платежей по ипотеке, то по крайней мере на скуку вы жаловаться не должны.

Ученые говорят, что крысы, лишенные игрушек и общения с другими крысами, скорее соглашаются на то, чтобы их подвергали болезненным электрическим ударам, чем на продолжительное существование в одиночестве. Даже такие электрические разряды могут стать источником радости: ожидание пытки само по себе возбуждает, сопряженное с риском поведение волнует кровь. Но еще важнее, что крысы готовы практически на все, чтобы обогатить свою жизнь событиями. Так же ведут себя люди: они не только любят свои сюжеты, но и нуждаются в них. В каком-то смысле мы сами тождественны сюжетам своей жизни. История жизни, лишенная «истории», перестает быть жизнью.

Такую историю всей жизни может составить долг. В книге Эрика Берна «Игры, в которые играют люди» (1964 год), анализирующей человеческое поведение, выделены пять схем поведения, которые могут оказаться «играми на всю жизнь»; они могут иметь деструктивные последствия, но в то же время характеризуются некими скрытыми психологическими поощрениями, которые, собственно, и продлевают игру. Излишне говорить, что каждая игра требует больше одного игрока, причем некоторые игроки сознательно участвуют в игре, а другие до самого конца этого не осознают.