История долгов наших: Долги и темная сторона богатства

Неужели все? Каждое человеческое общество устанавливает ограничения на то, что может быть продано или куплено, но на Ярмарке Суеты у Буньяна ограничений нет. Тем не менее все, кто путешествует, должны пройти через нее. Это ужасное место, полное «надувательства, обмана, игрищ, балаганов, дураков, обезьян, рыцарей и нищих», там совершаются «мошенничества, убийства и прелюбодеяния» — и все красно от крови. По сути, это преддверие ада, и путешествие по нему заканчивается ужасающими пытками и отсечением членов. Такое видение могло родиться только от сильного потрясения, вызванного тем, что старый мир веры сталкивался с новым, в котором коммерции подчинена абсолютно вся жизнь. Те, кто верны старому порядку, где существуют добродетели, такие, как вера, надежда, милосердие, стоявшие выше денег, — не могли чувствовать себя уютно при виде того, как мамона превращается в триумфатора, а именно такое чувство оставляли бесконечные ряды мрачной ярмарки Буньяна. Новый мир денег, в его глазах, это Город Погибели, и единственное, что вы можете сделать, это покинуть его как можно быстрее.

К середине XIX века, однако, этот переход давно завершился. Оставалась определенная доля благочестия и чопорной морали — ножки фортепьяно следовало называть «конечностями», чтобы не быть превратно понятым; воспитанная девушка никогда бы не села на стул, который только что освободил молодой человек, поскольку предполагалось, что оставшееся в подушке стула тепло его тела может подвергнуть ее соблазну. Но при этом сделавший карьеру в церкви священник никогда не разразился бы проповедью против развращающего душу богатства. Голос Теккерея звучит иначе, чем недвусмысленные, гневные, обличения Буньяна, продиктованные его наивной верой. Это, скорее, свидетельства скучающего остроумца, стремящегося запечатлеть то, что происходит в материальной плоскости нашего существования. Его роман, говорит он нам, — это кукольное представление, а в кукольном представлении все персонажи уступают в размерах зрителям и существуют только для нашего развлечения, а не для нравственного совершенствования. Таким образом, «Ярмарка тщеславия» Теккерея — это комический роман или, по крайней мере, ироничный: Родон Кроули и Бекки Шарп всегда исчезают с тем, что им удалось прикарманить, причем «исчезают» буквально — каждый из них всякий раз покидает поле совместного боя и оказывается не в Англии, а в какой-то другой стране.

Повествование о Бекки Шарп и Родоне Кроули — это комический вариант игры «Попробуй получи с меня». Однако в большей части литературных произведений XIX века отношение к долгам выглядит серьезнее и мрачнее. Тема долгов воистину вездесуща, трудно остановиться на чем-нибудь определенном. Может, нам родиться в долговой тюрьме, как, например, крошка Доррит у Диккенса? Или испытать на себе все последствия безрассудных долгов, когда, как в «Хижине дяди Тома», приходится продавать людей, чтобы заплатить по счетам? Или с треском разориться, как в романе «Домби и сын»? Или, может быть, перенесясь на несколько десятилетий вперед, задуматься над печальной судьбой двух подававших надежды, но не выдержавших жизненной гонки писателей из остросоциального романа Джорджа Гиссинга «Новая улица литературной богемы», посвященного литературным поденщикам?

Или стоит обратиться к тому, как долг влияет на судьбу женщины? Тогда мы должны начать с романа Флобера «Госпожа Бовари» (1857 год), в котором провинциальная героиня решается на внебрачную любовную связь, безмерно много тратит только для того, чтобы побороть скуку, но решает отравиться, боясь, что не получающий деньги кредитор ее разоблачит и откроется тайна ее двойной жизни. Флобера обвинили в оскорблении морали, а он в суде использовал описание ужасной картины смерти Эммы как доказательство высокой нравственности, скрытой в романе. Расплатой за распущенность стал мышьяк, который не только убил героиню, но и обезобразил ее, утверждал Флобер. Но это была лишь уловка автора — на самом деле Эмму погубила ее страсть к покупкам. Если бы она заставила себя изучить бухгалтерию с ее двойным счетом и научилась сводить баланс, то до конца своих дней могла бы изменять мужу, хотя и стесняя себя в тратах.