История долгов наших. Долги и темная сторона богатства

А может быть, нам следует пересечь Атлантику и проследить за достойной сожаления карьерой Лайли Барт из романа Эдит Уортон «Дом мирта», которая, умей она управлять долгами, не стала бы принимать яд. Лайли не стала размышлять над принципом «око за око»: если мужчина дает деньги и не настаивает на возвращении их с процентами, значит, он скоро заявит о плате другого рода. Лайли не только отказала ему, но и не захотела извлечь выгоду из компрометирующих писем своего лживого друга, не оставив тем самым себе места в обычном мире. Лайли Барт была чиста, как лилия, о чем говорит ее имя, но она была и слишком чиста, чтобы идти на какой-то бартер, как намекает ее фамилия. Лайли появилась на брачном рынке, но цена ей была невысока, потому что она не имела денег и не могла смириться с пошлостью потенциальных покупателей. В конце концов ее репутация пострадала, а испорченный продукт уже никому не нужен.

И здесь стоит обратить внимание на то, что в XIX веке у слова «порочить» было два значения. Мужчина XIX века мог опорочить себя, доведя до финансового фиаско, после которого появляются судебные исполнители, чтобы описать дом и остальное имущество. Тогда вы переходите в разряд бедняков, и ваши знакомые стараются не встречаться с вами на улице. Но для девушки XIX века опорочить себя означало вступить по желанию или против своего желания в добрачные сексуальные отношения или даже просто позволить другим думать о себе так. Однако это не обязательно означало финансовый крах, если девушка могла повернуть дело в свою пользу. Для доказательства достаточно процитировать стихотворение Томаса Харди «Опороченная девушка»:

Эмилия, подружка, то ты или не ты?
В тебе не замечала я раньше красоты.
Не чаяла я встретить на улице тебя.
— Здесь, в городе, с пороком свела меня судьба.

Ушла от нас в обносках, мозоли на руках,
А нынче разоделась, поди ж ты, в пух и прах.
Колечки, и браслеты, и платье из шитья…
— Ты разве не слыхала? Уже порочна я.

Давай, давай, поведай, успеха не таи.
Сегодня, как у леди, перчаточки твои.
Румянец во всю щеку, мягка рука твоя.
— Могу я не работать, когда порочна я.

……………………………………………

И я бы так хотела по городу гулять
В красивеньком пальтишке. Какая благодать!
— Деревня ты, деревня, и не мечтай так жить —
Пока ты непорочна, за что тебе платить?[16]

От этого стихотворения уже легко перейти к роману, который для нашей цели будет образцовым, поскольку в нем сочетается долг и порок во всех их значениях, то есть в финансовом и сексуальном. Это роман Джордж Элиот «Мельница на Флоссе». Вот как он начинается.

Дети Мэгги и Том Тэлливер живут на берегу реки Флосс, на Дорлкоутской мельнице. Их отец — мельник, а его водяная мельница перемалывает пшеницу на муку.

И тут я должна подчеркнуть, что Мэгги — дочь именно мельника, а не торговца канцтоварами или водопроводчика. И в этом-то все и дело. Мне придется немного рассказать о мельницах, поскольку быть дочерью мельника очень непросто, ибо на тебе лежит груз мифических представлений и связей. Как и на самом мельнике и его мельнице.

Я поведу речь об этом в таком порядке: мельницы, мельники, дочери мельников.

Водяные мельницы строят очень давно. На Западе они знакомы со времен Древней Греции и Древнего Рима. Тогда про них говорили только хорошее, потому что мельницы заменяли труд людей — обычно, рабов, как, например, ослепленного Самсона, — или труд животных. Использовались такие мельницы и англосаксами, особенно в Средние века. Постепенно, однако, эти мельницы стали приобретать сомнительную репутацию. С одной стороны, они были всего лишь механическими устройствами, но суеверные крестьяне смотрели на них и с завистью (вот бы мне такую!), и с недоверием: раз она работает сама по себе, то без нечистой силы тут не обошлось. Кроме того, мельницы могли внушать страх: «А что, если она выйдет из повиновения?» Или: «А как мне ее остановить?» Чтобы понять причины такого страха, нужно вспомнить первые фильмы о роботах или свои первые впечатления от автоматической кофеварки.