Томас Джефферсон дожил до 1826 года. Пользуясь авторитетом до последних дней, он дождался смерти в доме, который сам спроектировал и построил, в постели собственной конструкции и в день, который, вероятно, выбрал бы и сам — 4 июля. Фонду Томаса Джефферсона после приобретения дома в 1923 году пришлось потратить немало лет и сил, чтобы воссоздать усадьбу такой, какой ее знал хозяин. Фонд выкупил книги из библиотеки политика, возродил парк, восстановил его постель, отыскал письменный стол и поставил любимые политиком астры на обеденный стол. Каждый год сюда совершают паломничество полмиллиона посетителей.
Мало кто знает, что дом Гамильтона, Грандж, тоже сохранился до наших дней. Управление парковым хозяйством Нью-Йорка отнесло его, как и Монтичелло, к национальному достоянию. Это скромный, обшитый досками дом в чисто федералистском стиле, выкрашенный белой краской. Первоначально он стоял среди полей Верхнего Манхэттена, но с того времени его дважды переносили. Любой, кого манит ирония упадка, может посетить Грандж, сегодня зажатый между шеренгой обзорных площадок и баптистской церковью XIX века на Конвент-авеню в Нью-Йорке. Усадьба Монтичелло неподвижна и неповторима. Грандж же — фактически бездомный: его скитания по Верхнему Манхэттену по прихоти управления парковым хозяйством в чем-то передают неприкаянность самого Гамильтона. Судьба дома отражает сладостно-горькую славу, которой пользуется в Америке его бывший хозяин.
Джефферсон по-своему был доктринером, с переменчивым нравом и склонностью к ханжеству, борьбе с ветряными мельницами, мелочностью. Довольно забавно, но все характерные для него начинания закончились провалом, а наиболее успешные были в духе Гамильтона, вплоть до покупки Луизианы. Возможно, Гамильтон отстаивал бы это приобретение на собственных условиях; Джефферсон был вынужден обойти стороной вопрос о подразумеваемых полномочиях, приняв на себя бурлескную роль старого виргинского дядюшки: «Исполнительная власть, воспользовавшись мимолетной случаем, который столь способствовал преуспеванию страны, вышла за рамки Конституции. Это подобно тому, как опекун инвестирует деньги своего подопечного в приобретение значимого смежного куска земли и затем говорит юноше: я сделал это ради твоего собственного блага!»
Гамильтон не снискал народной любви. Вероятно, он больше, чем кто-либо другой, потрудился для того, чтобы уберечь США от судьбы первой банановой республики на континенте. Но современные республиканцы с радостью заменили бы его изображение на десятидолларовой купюре на портрет Рональда Рейгана.
7. Знак доллара
Тысячная купюра могла называться