История доллара

В его стиле было рубить сплеча, крепко выпивать и вызывать на дуэли — чертов стиль, располагавший к нему поселенцев Теннесси. Пусть пионеры запада имели тенденцию придерживаться демократических взглядов, им импонировал этот прирожденный аристократ фронтира, смешавшиеся в нем физическая крепость, умение выпить и свобода от страха перед чем-либо. Рудиментарный сорт аристократии, сплачивавшейся рыцарским кодом своего класса, который в Теннесси был намного грубее, чем, скажем, в Виргинии. Джексон был даже более неотесанным, чем его кумир, Томас Джефферсон.

Подход Джексона к индейскому вопросу — яркий тому пример. Джефферсон признавал, что индейские нации не могли существовать отдельно, подобно островам. Они должны были цивилизоваться и стать частью республики; альтернатива — истребление. Джексон был с этим согласен, но делал упор на истребление. Жители пограничья не хотели ждать, пока цивилизация мало-помалу просочится в головы индейцев. В ходе Крикской войны 1813 года[70] Джексон продемонстрировал рвение покончить с их сопротивлением. В 1830 году, уже будучи президентом, он сгонит еще больше индейцев с их земель одним росчерком пера[71] и колоннами нерегулярных войск. На волне успеха во время Крикской войны его попросили заняться регулярной армией, которой требовался человек, способный добиться победы после серии военных неудач в войне 1812 года против британцев. Вашингтон спалили дотла, Гулль капитулировал[72]; успехов американцы добились только на море.

Джексон принял под начало южное командование и 8 января 1815 года разгромил англичан в битве при Новом Орлеане. Противник потерял командующего и 2000 человек убитыми и ранеными. Джексон потерял семерых, еще шестеро получили ранения. Это сражение было своего рода личной местью: у Джексона еще со времен Войны за независимость остался шрам, когда его, двенадцатилетнего храбреца, приложил прикладом английский офицер. Победа стала и общенациональным торжеством. Факт, что сражение состоялось через три недели после того, как дипломаты подписали в Париже мирный договор, делало его исход, если хотите, еще более приятным. Новый Орлеан стал убийственной шуткой за счет неприятеля.

После этого обращение к политике было неизбежным, и девять лет спустя, в 1824 году, Джексон сделал первый заход на президентство со столь близкими результатами двух претендентов, что исход выборов решило голосование выборщиков. На пути из Вашингтона в Теннесси Джексона озарило, что он стал жертвой «преступной сделки» между Генри Клеем, великим посредником в темных делах вигов, и новым президентом, Джоном Куинси Адамсом[73].

Когда он все понял, то пришел в ярость. Джексон знал толк в ненависти. Каждый год, казалось, он находил новые объекты для нее — англичан, Генри Клея, индейцев, город Вашингтон. После первой дуэли, которая состоялась, когда ему был двадцать один год, он отбросил милосердие в сторону и всегда стремился убить противника, а благодаря несчастливой беспорядочности своего брака он дрался на дуэли аж двадцать раз. Джексон привык противостоять трудностям и был обречен жить с мучительной физической болью. В 1806 году его ранило свинцовым шариком, который прошел радом с сердцем, занеся в рану клочки ткани и грязь, которые было невозможно достать; в итоге Джексон заработал абсцесс легкого. В 1813 году Джесси Херт Бентон дважды ранил его в левую руку, и одна из пуль задела кость; следующие шесть месяцев осколки выходили через кожу. В годы Крикской войны Джексон подхватил дизентерию и малярию, которые побудили его до конца жизни принимать каломель, хлористую ртуть, а также огромные количества лекарства под названием свинцовый сахар, которое он принимал внутрь, наружно и даже закапывал в глаза, когда начало слабеть зрение. У него выпали зубы, он откашливал мокроту, его мучила горячка, обмороки, боли в животе и мигрень.

Изрешеченный пулями, переполненный свинцом и получивший прозвище Старый Гикори[74] за прочность древесины этого дерева, Эндрю Джексон стал приверженцем звонкой монеты в силу инстинкта и опыта. Он восхищался золотом и серебром и проклинал бумажные деньги в любом виде. Он не боялся никого и ничего, за одним примечательным исключением. Через четыре года после политического поражения, в 1828 году, Джексон одержал убедительную победу на президентских выборах и именно тогда признался в преследовавшем его страхе, зароненном в результате знакомства с английской историей в юношеские годы. «Я считаю правильным быть до конца откровенным с вами, — писал он Николасу Биддлу прямо в Банк Соединенных Штатов. — Я люблю ваш банк не больше прочих. Но с тех пор, как прочел о пузыре компании Южных морей[75], я стал бояться банков».