История доллара

В самом начале расследования Чейз признался Бейкеру, что со Спенсером Кларком, похоже, что-то не так. Впрочем, это «что-то» стало общеизвестным слухом, о котором судачили в барах по всему Вашингтону. Он не был связан со Стюартом Гвинном, пусть Бейкер и утвердился во мнении, что не объяснимые ничем иным связи Гвинна и Кларка имеют криминальный подтекст. Народные массы, если на то пошло, не интересовали отношения, связывавшие Кларка с мембранной бумагой. Чем они были заинтригованы, так это отношениями, связывавшими Кларка с женщинами, набранными им на работу.

Вашингтон никогда не был городом со здоровым воздухом. Работавшие здесь британские дипломаты обычно получали к жалованью надбавку «за вредность», призванную компенсировать душное лето и морозную зиму, делавшие город таким же малоприятным для проживания, как Калькутта или Рангун[98]; до изобретения кондиционеров в городе было терпимо меньше трех месяцев в году. В годы Гражданской войны здесь еще свирепствовала малярия, разносимая плодившимися в грязных водах Потомака москитами. Канализация пребывала в зачаточном состоянии и с монотонной регулярностью в августе и сентябре обеспечивала вспышки холеры и дизентерии, прокатывавшиеся по трущобам «убийственной мили», а иногда, благодаря немытым рукам нянек и прочих доброхотов, пробиравшиеся и в более благополучные районы.

Потные пальцы расстегивали пуговицы, развязывали шейные платки, накрахмаленные воротники размокали. Здесь не было ни опахал, ни вентиляторов — только жалюзи и молитвы о дуновении ветерка в раскрытые окна. В Бюро денежных знаков стояла нечеловеческая летняя жара. Казначейство было одним из первых в мире офисных зданий, еще никто не мог и мечтать о водопроводе с канализацией или вентиляции. С наступлением зимы по всему зданию зажигали семьсот отапливаемых углем каминов. Летом банкноты прилипали к пальцам, а в комнатах в воздухе висел песок. В здании имелось сорок ванных комнат, но воду для них требовалось поднимать вручную. Паровые двигатели, влажная бумага, газовые лампы и скученность людских тел делали и без того спертый воздух удушающим. Из сортировочного цеха поднимались и оседали на коже клубы бумажной пыли. При малейшем порыве ветра со сваленного во дворах угля вверх поднималась черная сажа, а белоснежная штукатурка уже начала скрываться под слоем копоти. Даже типографская краска, которая растиралась и смешивалась в подвальном этаже, «проникала сквозь стены здания, загрязняя воздух и окрашивая потолки».

Совсем рядом со зданием Казначейства стояла небольшая будка или киоск, где искалеченный мальчишка-венгр продавал газированную воду. Его отец пересек океан в 1854 году вместе с Кошутом[99] будучи слишком молодым, чтобы смириться с поражением, и преисполненным решимости начать новую жизнь в США. Всего у него было шестеро детей: пять мальчиков и хорошенькая дочка. Одного за другим ему удалось их пристроить — помощником торговца тканями, секретарем, кассиром — по всему городу и его отраслям.

В 1862 году он испросил разрешения министра финансов поставить напротив здания министерства ларек с «содовой» для пропитания его сына-инвалида. Ласло сидел в ларьке с восьми утра до восьми вечера; один из его братьев приходил помочь ему утром забраться туда, а вечером выбраться. Вскоре Ласло узнавал в лицо женщин, работавших в Бюро: обычно они выходили, пошатываясь, из здания Казначейства в полдень, чтобы купить у него воды по 15 центов за бутылку, жалуясь на пыль и жару. Потом он узнал, что их отдел ищет новых девушек и что жалованье платят высокое. Он сообщил новость отцу, желавшему подыскать работу для дочери.

Она проработала здесь три недели, а в середине четвертой ее уволили. Отец был в ярости и замешательстве. Ласло тем временем наблюдал за входившими и выходившими из здания людьми. Женщины из Бюро, как он сообщил, часто работали допоздна и угощались чем-то более серьезным, нежели газировка; некоторые покидали министерство совершенно пьяные, а несколько — отправлялись с Кларком или его помощником в печально известный отель «Кентербери».

В следующий раз, когда работник Бюро прихватил с собой в закрытом экипаже в «Кентербери» целую группу подружек, он был удивлен и встревожен, увидев, как от тротуара вслед за каретой на значительном расстоянии отправился одноконный экипаж. Через несколько дней старик-венгр появился в кабинете у Кларка и переговорил с ним наедине. Его дочь вернулась на работу, но отец всегда следил, чтобы она не задерживалась допоздна.