История Древнего мира. Том 3. Упадок древних обществ

Стройная замкнутая структура общин последователей учения Мани, таинственность мистических обрядов, изучение «гороскопа, судьбы и звезд», слава манихеев как превосходных врачей, знающих самые сильные заклинания, — все это привлекало к ним и тех, кому не было дела до «познания сущности бытия». Но разные школы и секты манихеев развивали свои особые идеи, во многом отличные от первоначальных. Западные общины манихеев были особенно близки к иудео-христианам, на Востоке они ближе смыкались с различными неортодоксальными сектами зороастризма.

В хаосе различных вероучений, сект и школ эпохи падения эллинизма шли поиски единого «религиозного языка», напряженная борьба, ценою больших жертв подготовившая почву для успеха «великих религий». Но именно зороастризм как религия, традиционная для Ирана, мог скорее всего занять в переработанном виде место идеологического фундамента централизованного государства, и поэтому увлечение манихейством Шапура I и части иранской знати было лишь эпизодом. Во вновь завоеванные области вместе с сасанидскими войсками шли и зороастрийские жрецы Картира.

Судьба «пророка» Мани была трагична. Он был казнен через несколько лет после смерти своего царственного покровителя; его учение было объявлено вреднейшей ересью, и, несмотря на отдельные благоприятные для манихеев обстоятельства, члены этой секты (зиндики) вынуждены были действовать тайно.

Манихейство — одно из тех учений, которые Картир называл «верой дэвов». Другим учением, стоявшим в оппозиции к зороастризму, но гораздо более распространенным, было христианство (в надписях Картира «назареи и христиане»). Христианские общины (часть из которых затем оформилась в епископства) появились в Иране в начале III в. Их роль в жизни империи особенно усилилась в IV в., когда было основано много новых христианских общин по всему Ирану вплоть до Мерва. Сасанидские монархи преследовали христиан, исходя из принципа, который поздние авторы приписывают Шапуру II: «Они населяют нашу землю, но разделяют чувства императора, нашего врага».

В 484 г. сирийская церковь в Иране официально приняла несторианское вероисповедание, в византийском православии считавшееся ересью, и порвала с византийской церковью. Кроме того, в Иране и особенно в Закавказье (в Армении и Алвании), был распространен монофизитский толк христианства, который в Византии также считался еретическим. В конце V в. несториане и монофизиты были легализированы иранским правительством.

Громадная роль Картира при дворе первых сасанидских монархов привела к тому, что государство быстро шло к теократии. Молодой шаханшах Варахран II полностью находился под влиянием Картира и его партии, провозгласившей даже доктрину «идеального государя». Согласно этой доктрине, государь должен быть религиозен, всегда доверять своему духовному наставнику, действовать согласно догматам веры. Но переворот Нарсе (293 г.) привел, в частности, к реставрации династийного культа — жрецами Анахиты снова стали сами повелители Ирана, и в Парсе на рельефе в Накш-и Рустаме Нарсе венчала на царствование эта богиня. «Реставрация» подвела итог, и напряженной борьбе различных придворных групп и жречества, разгоревшейся вокруг концепции власти царя царей, — вновь возобладала идея единства «светской» и «духовной» власти шаханшаха.

Новая реформа зороастризма, предпринятая главным жрецом страны (магупатом) Атурпатом Михраспанданом, являлась результатом этих событий и также сопровождалась разного рода «чудесами». Ее существо в формулировке зороастрийских жрецов мало отличалось от реформы Картира: действуя по приказу Шапура II, Атурпат «очистил от скверны и наново возродил древнюю веру», проведя новую кодификацию «Авесты».

Имя Атурпата — одно из самых почитаемых имен в позднезороастрийской традиции, а имя первого реформатора, Картира, не упоминается ни в одном религиозном сочинении, ни в одной исторической хронике, ни в одном преданий. Для жрецов позднезороастрийского периода такого человека не существовало — его место занял мифический Тусар, абстрактный- «идеальный религиозный подвижник», всю свою жизнь якобы посвятивший собиранию и изучению разрозненных остатков «Авесты» и прославленный в позднесасанидском сочинении «Тусар-намак» (не ранее VI в.), наполненном его скучными проповедями, оправдывавшими любое деяние шаханшаха.