Неутверждение договора, во всяком случае, возбудило неудовольствие Гракха; но едва ли справедливо думать, как иные полагают, что это обстоятельство побудило его к составлению поземельного закона и к оппозиции сенатской партии; равным образом нельзя допустить, чтоб его на этот смелый шаг натолкнула мать его Корнелия, будто бы тем, что она, с целью расшевелить честолюбие своих сыновей, укоряла их, что ее все еще называют лишь те щей Сципиона Эмилиана, а не матерью Гракхов. Нет сомнения, что первые и самые сильные побудительные причины нужно искать в нем самом, в добродушной мягкости его сердца, в сочувствии страданиям бедного угнетенного народа и в мечтательном порыве помогать всякому. Его брат Гай писал в одной книге, что когда Тиберий на пути в Испанию проезжал через Этрурию и там видел опустошенные страны и толпы рабов, обремененных цепями, обрабатывающих обширные поместья богачей и пасущих бесчисленные стада, то он тут впервые проникся мыслью о необходимости изменить это положение вещей и снова населить Италию свободными людьми. На эту решимость оказало влияние честолюбие молодого человека, а затем одобрение и поощрение его матери и окружавших его греческих философов. Выдающиеся люди в государстве, которым он высказывал свое мнение, выражали ему сочувствие, как тесть его Аппий Клавдий, старший жрец П. Красс Муциан и его родной брат П. Муций Сцевола, оба пользовавшиеся большим уважением как честные люди и отличные юристы, далее К. Метелл, победитель Македонии и ахейцев, высокоуважаемый за свои военные подвиги и как образец древних нравов и благочестия.
10 декабря 134 г. Гракх стал народным трибуном на 133 г., в течение которого он предполагал провести свои реформаторские планы, Тотчас вслед за вступлением в должность он выступил с поземельным законом, который, в сущности, был возобновлением Дициниева аграрного закона от 367 г., остававшегося почти без применения. Законом этим определялось, чтобы из государственных земель, которыми по большей части завладели отдельные нобили и пользовались безвозмездно, как частной собственностью, никто не обладал более чем 500 югеров; сверх того на долю каждого состоящего под отцовской властью сына должна быть предоставлена еще половина, но в целом никто не должен обладать более чем 1 тыс. югеров. Освобождавшаяся вследствие этой меры земля должна была, с вознаграждением за возведенные на ней сооружения, быть отобрана государством и роздана участками в 30 югеров за умеренную плату небогатым гражданам и италийским союзникам в виде неотчуждаемой наследственной аренды.
Законопроект отличался умеренностью и вообще был справедлив. Государство имело право отобрать принадлежащие ему земли, тем более что те, кто пользовались ими, не вносили за них никакой платы, и притом открывалась возможность противодействовать нарастанию бесполезной опасной черни; к тому же закон оставлял богатым землевладельцам все еще обширные поместья.
Прежде чем подвергнуть свой закон народному голосованию, Гракх рассуждал о нем в ряде предварительных собраний. О том, как он на этих собраниях выступал перед народом, свидетельствует отрывок из его речи, сохранившийся у Плутарха: «Дикие животные, водящиеся в Италии, – говорил он, – имеют свою берлогу, у каждого свой кров и свое пристанище; но те, кто сражаются и умирают за Италию, кроме воздуха и света, ничего другого за собой не имеют. Без домов, без определенного местопребывания скитаются они с женами и детьми, и лицемерят те полководцы, которые в битвах призывают воинов отважно сражаться за свои гробницы и святыни; ведь ни у кого из них нет родного алтаря, ни у кого из стольких тысяч римлян нет гробницы его предков. За чужое благоденствие и богатство сражаются и умирают они, именуемые владыками мира и, однако, не обладающие ни одним клочком земли». Против таких речей, произносимых с вдохновением и глубоким чувством перед народом, не мог устоять никто. Аристократы отказались от попытки победить его в словопрениях и прибегли к обычному способу устранить неприятные законопроекты. Они расположили в свою пользу товарища Гракха, народного трибуна М. Октавия, обещавшего выступить против закона. Октавий был серьезно убежден во вреде Гракхова предложения, но едва ли стал бы он противиться ему по собственному почину, так как он был другом и товарищем Гракха. Но настоятельные просьбы сильных побудили его, наконец, к тому, что он еще в предварительном собрании заявил, что противопоставит закону свое возражение. Напрасно Гракх умолял его отказаться от этого намерения, напрасно обещал, что готов возместить ему убыток, какой он лично потерпит от закона. Так как Октавий оставался непреклонен, то Гракх усилил строгость своего закона, исключив из него постановление о вознаграждении, имеющем быть выданным богатым; в то же время он эдиктом приостановил все должностные действия правительственных мест и лиц и наложил свою печать на государственную казну, пока по его закону не будет принято решение.