История Древней Греции в 11 городах

В более поздние исторические времена Кносс возродился уже как греческий город, где существовал весьма важный культ богини плодородия Деметры. Среди относительно большого числа критских эпиграфических документов V в. до н.э. (наиболее знаменитый из них – свод законов из Гортины, что в центре Крита, начертанный на стенах храма ок. 450 г. до н.э.) есть фрагментированный текст примерно того же времени из святилища Артемиды в Тилиссе, согласно которому не только с Тилиссом, но и с Аргосом на Пелопоннесе (о нем идет речь в четвертой главе) Кносс связывал детально проработанный комплексный договор, затрагивавший среди других вопросов распределение военной добычи. Одно возможное объяснение для участия Аргоса в этом соглашении состоит в том, что этот город, как сообщают (и, вероятно, так оно и было на самом деле), основал две других колонии в эпоху «темных веков», в ХI – Х вв. до н.э. (точнее время неизвестно), сам же Аргос в данное время являлся дорийским городом. Во всяком случае, как это следует из анахроничного упоминания у Гомера, ко времени классики Крит был колонизован заново – на сей раз преимущественно говорившими на дорийском диалекте греческого языка иммигрантами (совершенно не обязательно завоевателями), которые пришли, чтобы остаться здесь.

Последующий расцвет Кносса продолжался. Возможно, до самого римского завоевания, оккупации и превращения острова в провинцию после 146 г. до н.э. [10]. Говорят даже об «имперском ренессансе» в римскую эпоху. Однако то, что могут здесь увидеть сегодня туристы – «опера, поставленная в дождливый вечер», как охарактеризовал это кто-то при мне, – по большей части продукт воображения сэра Артура Эванса.

Глава 2 Микены

Они прилепили маски к нашим лицам, трагические или комические. У нас нет зеркал, чтобы увидеть себя в них.

Октай Рифат. Агамемнон

«Я смотрел в лицо Агамемнону» – так можно было бы кратко и броско передать суть сообщения, отправленного по телеграфу в греческие газеты в ноябре 1876 г. воодушевленным и глубоко ошибавшимся Генрихом Шлиманом, «сделавшим себя» прусским мультимиллионером и предпринимателем, превратившимся таким же способом в «раскопщика» [11]. Для любителя, влекомого честолюбивым желанием отыскать прототипов гомеровских персонажей, ошибка была неизбежной. Микены эпической «Илиады» Гомера удостоились персонифицированного формульного эпитета «златообильных», и Агамемнон являлся великим царем Микен, гораздо более могущественным, нежели другие правители царского ранга, объединившиеся для того, чтобы вырвать сбившуюся с пути истинного жену Менелая, брата Агамемнона, из роковых когтей разрушителя брачных уз Париса (известен также под именем Александра), принца из царской династии Трои. Шлиман, конечно, произвел уже раскопки и здесь и потому мог с полным основанием утверждать, что обнаружил на холме Гиссарлык господствующее над Дарданеллами со стороны азиатского берега единственное место, подходящее для гомеровской Трои, – если вообще существовало точное, единое и подлинное соответствие этому легендарному «обдуваемому ветрами» городу. Однако то, что Шлиман и его греческие рабочие обнаружили в Микенах в одной из шести богатейших шахтных гробниц, находившихся в пределах много более поздних (ок. 1300 г. до н.э.) городских стен, представляло собой красивую посмертную маску взрослого мужчины с аккуратной бородой и весьма выразительным лицом. Она датируется примерно 1650 г. до н.э., то есть задолго до времени, когда произошло то, что можно считать описанной у Гомера Троянской войной.