Агесилай думал, что Спарта скоро справится с лишенными союзников Фивами. Но на двадцатый день после мирных переговоров в Спарте Эпаминонд разбил наголову вторгнувшееся в Виотию спартанское войско при Левктрах (в июле 371). Царь Клеомврот пал с тысячью лакедемонян, между которыми было 400 спартанцев. Такого поражения никогда еще не претерпевала Спарта; но в беде она показала себя более великой, чем в счастье, и с достоинством вынесла страшное свое поражение. В городе справляли праздник Гимнопедий. Когда пришла весть о бедствии при Левктрах, эфоры не прекратили праздника с его плясками, хорами и состязаниями в борьбе и послали вестника из дома в дом, чтобы передать родным имена погибших в сражении. В следующий день, утром, отцы и родственники павших пришли на площадь и приветствовали друг друга с веселыми лицами, полные гордости и радости, между тем как родственники спасенных оставались дома как будто после несчастного случая. Женщины, дождавшиеся возвращения сыновей своих, были печальны и молчаливы; те, напротив, чьи сыновья пали в битве, пошли во храм и посещали друг друга, довольные и гордые выпавшею на долю их честью.
Несмотря на это, против Агесилая, затеявшего войну, возникло вскоре сильное неудовольствие между гражданами, так как союзники отступились от Спарты и следовало ожидать нападения Эпаминонда на Пелопоннес. Распространились повсюду страх и малодушие; многим вспомнилось изречение оракула, произнесенное во время спора за престол между Агесилаем и Леотихидом, что хромой царь приведет Спарту к погибели. Но благодаря уважению, которым всегда пользовался Агесилай, великим его качествам и славе, он сохранил свое царское достоинство; граждане предоставили ему по-прежнему ведение войны и даже право суда над уклоняющимися от сражения, так называемыми тресантами. По закону, на этих тресантов налагались самые постыдные наказания. Они лишались права исполнять какие бы то ни было должности, никто не брал дочерей их в замужество, не выдавал за них дочерей своих; при встрече всякий имел право оскорблять их; они должны были смиренно ходить в мантии, сшитой из разноцветных лоскутьев, стричь половину бороды, а другую половину отпускать. Но на этот раз, кроме того что войско при Левктрах сражалось с замечательной храбростью, тресантов оказалось так много и в числе, их было столько всеми уважаемых людей, что к ним не хотели применять всей строгости закона и тем уменьшать и без того уже ограниченное число граждан. При такой строгости можно было даже опасаться восстания. Вследствие этого эфоры предоставили Агесилаю полномочия поставить относительно тресантов новое определение. Он почел опасным отменять древний закон и потому предложил собравшемуся народу приостановить на тот день действие закона, с тем, что по истечении дня он возымеет вновь и навсегда всю свою силу. Таким образом, он сохранил законы города и избавил многих людей от лишения гражданских прав и чести.
Следствия битвы при Левктрах были ужасны для спартанцев; они получили теперь воздаяния за все преступные действия, от которых столько лет страдала вся Греция. Прежние союзники в Пелопоннесе большей частью отложились от них, а Эпаминонд в конце 370 года проник в Пелопоннес со значительным войском. По присоединении к нему новых пелопоннесских союзников он имел в своем распоряжении войско в 50-70 тысяч человек. Союзники вторгнулись в Лаконию четырьмя отрядами и соединились при Селлазии. Оттуда пошли они, не встречая нигде сопротивления, вниз по Евроту, по левому берегу его, к Спарте. Когда спартанские женщины увидели дым от неприятельских огней, они подняли ужасный крик, старцы пришли в смятение, вопили и плакали, негодуя за стыд, нанесенный городу, а юноши потребовали, чтоб их немедленно вели против неприятеля. В эти дни Агесилай должен был испытать тяжкие страдания в глубине души своей. Город, который при начале его правления был таким грозным и могущественным, видел теперь неприятеля перед своими воротами. Агесилай говорил, бывало, с похвальбой, что лаконская женщина никогда не видывала неприятельского дыма; теперь фиванцы стояли на берегу Еврота, грозили ему хвастливыми речами и вызывали его на бой, произнося его имя. Но он сдерживал ропщущих своих воинов в городе, подобно тому, как Перикл сдерживал когда-то афинян, и не разрешал им последней отчаянной битвы с превосходными силами. Наконец, союзники перешли ниже Спарты, при Амиклее, через Еврот, разлившийся в зимнее время, на ту сторону его, где лежала Спарта. Когда Эпаминонд показался во главе своей фаланги, некоторые указали его Агесилаю. Долго глядел он на него и преследовал его взглядами, но сказал только: «Какой, предприимчивый человек!» На третий или на четвертый день после перехода через реку Эпаминонд пошел на приступ, и уже всадники его проникли до ипподрома Гэаха, когда спартанская конница сделала вылазку и оттеснила их. Но и тут Агесилай не вышел на решительный бой вне города.