И масло, и гарум изготовляли в основном муниципальные землевладельцы, так что в уменьшении и даже прекращении экспорта этих товаров надо видеть ясный знак кризиса южноиспанского города. Политические и экономические меры Септимия Севера и Каракаллы нанесли удар по самим основам существования античного города Испании — земельной собственности муниципальных землевладельцев, торговле и частично ремеслу горожан. Конечно, сами города продолжали существовать, в некоторых из них даже воздвигались новые сооружения. Но эти сооружения были обычно статуями императоров, чаще всего Септимия Севера, а в политических условиях того времени их надо рассматривать как попытки загладить свое поведение во время гражданской войны, подобно тому, как эта сделала II Флавиевская ала в 197 г. Эти статуи устанавливают почти исключительно сами городские общины, а не частные лица из среды городской элиты, как это было раньше. Посвящения, сделанные отдельными богачами, крайне редки, а во времена Галлиена, т. е. в середине века, прекращаются вовсе[1310]. Одновременно увеличивается количество роскошных вилл в окрестностях городов[1311]. Это свидетельствует об оттоке богатств из городов, незаинтересованности богатых граждан в городских делах. А возможности городов ограничиваются постановкой необходимых статуй.
Другим признаком слабости муниципиев и колоний было назначение императором кураторов, преимущественно из всадников, от имени правительства заботящихся о благосостоянии этих городов. Первые кураторы начали появляться еще при Марке Аврелии, как, например, Секст Юлий Посессор в небольшом муниципии Арве в Бетике (CIL II, 1180), но особенно эта практика распространилась со времени Септимия Севера[1312].
Происходят определенные изменения и внутри еще сохранившихся имений. Со второй половины II в. в амфорных клеймах наряду с именами владельцев мастерских и поместий начали появляться имена рабов, иногда с буквой F (fecit)[1313]. Видимо, внутри имений некоторые мастерские, а может быть, и части самого имения отдавались в пекулий, т. е. в самостоятельное хозяйствование рабам. В тоже время число надписей с упоминанием рабов и отпущенников резко сокращается[1314]. Можно, вероятно, говорить о кризисе рабовладельческих отношений в испанском античном обществе.
Иное положение сложилось в обширных районах центра, запада и северо-запада Испании, т. е. в романизующейся зоне. В Римской империи в это время вообще наблюдается перемещение центров экономического развития на менее романизованные территории[1315]. И это обстоятельство в полной мере проявляется в Испании. Первые признаки кризиса в романизующейся зоне отмечаются только во второй четверти III в., когда появляются кураторы Клунии, а около некоторых городов Лузитании — виллы, подобные южным и восточным, только еще более роскошные[1316]. Это, однако, не приводит к экономическому кризису.
Продолжают активно разрабатываться золотые руды северо-запада, хотя некоторые рудники, особенно в Астурии, и прекращают свою деятельность. Практически все милиарии (верстовые столбы) с именами императоров северовской династии найдены на северо-западе Пиренейского полуострова[1317]. Вероятно, с целью приближения управления непосредственно к рудникам при Каракалле создается на северо-западе отдельная провинция Антониана (CIL II, 2661), которую после убийства этого императора снова присоединили к Тарраконской Испании[1318], но сама попытка была многозначительной и позже повторилась.
Ремесло в этой зоне не хиреет, а переориентируется. Так, прекращается изготовление испанской сигиллаты, создаваемой по италийским и галльским образцам[1319], а на смену ей пришла керамика, воспроизводящая формы и орнаменты доримских кельтских сосудов[1320].
Одновременно оживляются дорийские формы социальной жизни. Даже люди, живущие в римских городах, отмечают свою принадлежность к тому или иному племени[1321]. Продолжают существовать гентилиции и центурии, отмечаются теперь рабы и отпущенники рода (CIL II, 5812). В 212 г. Каракалла издал эдикт, согласно которому почти все свободные жители империи становятся римскими гражданами. При этом новые граждане получают имя Аврелиев[1322]. В Испании этот эдикт имел значение именно для романизующейся зоны; здесь встречается больше сотни Аврелиев, причем некоторые из них сохраняли туземный когномен, как Ребуррин (CIL II, 4007) или Таннепесер (CIL II, 4840). Конечно, по сравнению с многими другими частями империи в Испании этот эдикт имел меньшее значение, так как многие, если не большинство испанцев уже имели римский гражданский статус: после реформы Веспасиана путь к нему был открыт[1323]. Но все же его значение нельзя недооценивать, ибо он включал в общественную жизнь империи какую-то часть испанского населения, до того от нее отстраненную. Другое дело, что сама эта общественная жизнь в условиях кризиса (а затем и позднеимперского общества) хиреет и сходит на нет.