История двух беглецов

Если не знать, что едут гидрологи, можно было подумать, что внизу собрались артисты. Певцы, танцоры или фокусники какие-нибудь. А это были всего лишь простые гидрологи, только везли они с собой художественную самодеятельность, чтобы показывать её в колхозах. А сейчас шли репетиции будущих выступлений. И так все веселились, что вниз к ним сбежались даже матросы. А концерт был хоть куда – в одно и то же время пели песни под гитару, жонглировали пустыми бутылками и показывали фокусы. Какие фокусы! Спичечный коробок у одного на ладони, как живой, то поднимался, то опускался. А другой продевал нитку в одно ухо, а вытаскивал из другого. Попробуйте-ка сами проделайте! И зрители не знали, на кого смотреть: на певцов или на фокусников. Все вместе – и артисты и зрители – мешали чернобородому очкарику, который листал какой-то справочник и делал выписки.

– Братцы, заткнитесь! – молил он, зажимая уши, но его жалкие просьбы заглушались хохотом. – Ракальи! – рычал он и в конце концов, отложив свои бумаги, присоединился к выступающим.

Шуму сразу стало вдвое больше.

Мимо проплывали теплоходы. Гидрологи высовывались из окошек и под взмах руки бородача дружно кричали:

– Гип-гип…

– Ура!

– Гип-гип…

– Ура!

– Гип-гип-гип-гип…

– Ура! Ура! Ура! Ура!

От каждого «Ура» теплоход подпрыгивал и гулко шлёпался, распугивая чаек. И вообще мог бы двигаться без горючего – на одном только крике. Такой горластый народ оказались эти гидрологи. Было так весело, что даже мама Стасика и та не утерпела и спустилась вниз, оставив мальчиков вдвоём. Сашка в это время травил Стасику про кошелёк, который он как-то нашёл, а в нём было сто тридцать семь рублей двадцать девять копеек, и как он вернул кошелёк хозяину. А тот будто бы захотел дать ему десять рублей, но Сашка будто бы не хотел взять, и так далее. Он травил про свою несгибаемую честность, пока из салона не вышла возбуждённо-весёлая мама Стасика. Глаза её блестели, а ноги выделывали какие-то танцевальные движения. Сразу было видно, что она очень молода и ещё не наплясалась на своём веку. Ей стало неудобно перед мальчиками.

– Ой, там так весело! – смутилась она, как бы оправдываясь за своё легкомысленное настроение. – Жалко, мы папку с собой не взяли.

– У него же скоро защита, – сказал Стасик. – Он всё равно бы не поехал.

– Бедняжка, совсем заработался. Может, спустимся, мальчики? Там такой концерт!

Сашка с кислым выражением лица процедил:

– Подумаешь, концерт! Вот мы с музыкальной школой по телевизору выступали. Не видали? В пятницу давали – целый час…

– По какой программе? – заинтересовался Стасик. – По второй?

– Нет, по первой.

– По первой футбол передавали…

– Это когда футбол? В семь тридцать? А мы в четыре ноль-ноль. Я, правда, и забыть могу – часто выступать приходится. Ну, так слушай…

– Мамочка, я побуду с ним, ладно?

Мама провела руками по глазам, улыбнулась чему-то. И, совсем смутившись, спросила:

– Я пойду ещё потанцую, хорошо, Стасик?

– Конечно, мамочка, иди…

Мама спустилась в салон, а Сашка Диоген всё ещё хмурился, прислушиваясь к шумам внизу. И вдруг он широко развёл руками, словно бы держал баян, и быстро-быстро зашевелил толстыми пальцами.

– Ты чего это? – удивился Стасик.

– Не мешай мне, я играю на баяне, – сказал Сашка и стал подпевать в такт хрипловатым баском:

Тра-ля-ля-ля! Тра-ля-ля-ля!

Гоп-тра-ля-ля! Гоп-тра-ля-ля! Лицо его сморщилось, как у резиновой куклы, и всё пришло в движение-нос, губы, морщина на лбу, заколыхались бока, живот и плечи, он завалился на спину и стал выделывать в воздухе кренделя. Из-под плащ-палатки высунулся Мурзай и заморгал глазами. Стасик сжался от восторга. Диоген вдруг замолк и раскинул руки, бессильно опадая, словно проколотый воздушный шар.

– Вы… артист? – заикаясь, спросил Стасик.

– Вообще-то да, – небрежно кивнул Диоген, поднимаясь. – Если хочешь, могу прочесть «Мцыри». Знаешь такую историю? Лермонтов сочинил. Артист – это что! Я вот клоуном хочу стать, только в клоуны не попадёшь – триста человек на одно место. А тебе кто больше нравится – Олег Попов или Юрий Никулин?

– Н-не… знаю.

– И я не знаю, – признался Сашка. – А только я хотел бы стать не простым клоуном, а музыкальным…

– Это как же?

– Жаль, инструмента нет, а то бы я показал тебе. На балалайке умеешь? А на зубах?

Нет, Стасик не умел даже на зубах, к своему стыду и позору. И тогда, поскольку других инструментов не было, Сашка ногтями провёл по зубам звонкую дробь.

– Что за музыку даю? Дран-ды-ра-ра-ри! Д ран-ды-ра-ра-ри…

Стасик неистово смотрел Сашке в рот, пытаясь разгадать музыку. Сашка делил её на медленные такты, группировал в небольшие комбинации, но Стасик оказался на редкость необразованным человеком – никак не мог понять, что Сашка исполнял на зубах марш из Седьмой симфонии Шостаковича.

– Ты мамке своей скажи, пусть она отдаст тебя в музыкальную школу, вместе будем учиться. Я в старшем классе, ты в младшем. Я тебя, деточка, подтяну, если будешь отставать. Это знаешь как здорово – играть на инструменте…