– Пожалуйста, – взмолилась я. – Чего ты хочешь? Что мне сделать?
Почему я здесь?
Кто остальные?
Он со стуком опустил поднос на пол. Я мельком разглядела простую красную футболку и ярко-зеленые часы. Никакой татуировки в виде дерева. Может, она выше? Или монстр, который приносит пищу, не тот же, что меня похитил.
– Кто ты? – взвыла я после тридцать шестой отметки. – Ты работаешь на него? Сколько он тебе платит? Мои родители дадут в четыре раза больше.
Я попыталась ухватить его за ботинки; к этому моменту я знала их досконально – каждую черточку, пятно, отметину и царапину. Иногда шнурки были завязаны двойным узлом, иногда поверхность была влажной, иногда от них пахло намокшей от дождя почвой.
Временами я бы отдала что угодно, лишь бы безликий тюремщик просто вошел в комнату и избил меня – пусть душит, швыряет об стену, режет ножом, поджигает волосы. Зато мне бы выпал шанс побороться. Зато я хотя бы отчасти ощутила извне ту грызущую боль, что пожирала меня изнутри.
– Выпусти меня! – заорала я после тридцати девяти отметок, бросилась к двери и стала бить ее кулаками. Потом схватилась за край шкафа и попыталась оторвать его от стены. Но упала и сильно ударилась головой о каркас кровати. Перед глазами вспыхнули белые огни. Но все равно меня это не остановило.
Я швыряла подносы, бросала сапоги, звенела цепями, пинала стол.
Трясла холодильник.
Разбросала снеки.
Вытащила ящики.
Вывернула одежду.
Я перевернула матрас, разорвала простыни. Хрипло кричала и билась, пока не увидела кровь.
Излишне говорить, что я была очень плохой девочкой, и это не дало мне абсолютно ничего, кроме беспорядка, который следовало убрать, шишки размером с яйцо на голове и порезов под глазом. Кровь из раны скапливалась на цементе. Несколько секунд я наблюдала за ней, гадая, сколько нужно ее потерять, прежде чем отключишься.
А что потом?
Нетронутые подносы скопятся в коридоре? Монстр решит, что я умерла, и зайдет проверить?
Что вообще нужно, чтобы умереть? Сколько придется истекать кровью? Голова раскалывалась от вихря вопросов и этого внезапного прилива сил.
А потом я ее увидела.
Словно знак судьбы.
Коробку брауни «Коко Локо».
Должно быть, я швырнула ее через комнату, не заметив улыбающегося шоколадного квадратика на крышке. В противном случае я бы остановилась, потому что это было любимое лакомство Шелли, со слоем измельченных грецких орехов и тонкой белой глазурью.
Неужели парень решил, что и я их люблю – может быть, из-за того, что разглядел коробку в нашем шкафу через окно на кухне? Или, может быть, он видел, как моя мама запасалась брауни в маленьком красном магазинчике в городе.
Забавно, ведь мы держали «Коко Локо» только для Шелли, поэтому обнаружение их в шкафу монстра среди моих любимых закусок и понимание, что он ошибся, сколь бы тривиальной ни была деталь, принесло мне легкое удовлетворение.
Он не знал обо мне всего.
Я прижала коробку к груди, думая о том, как всегда сияло при виде лакомства лицо Шелли. Когда ее парень, Митчелл, врал, что якобы пошел на вечеринку с ребятами, или когда подруга проваливала тест в школе, все, что мне нужно было сделать, это взмахнуть «Коко Локо» – и вуаля, мир снова полон надежды.
Свет в комнате мигнул и погас, оставив меня в темноте. Но внезапно это больше не пугало, ведь у меня была коробка брауни.
Я подошла к кровати, притворившись, будто нахожусь в доме Шелли во время одной из ночевок у нее, мы только что посмотрели страшный фильм и решили сворачиваться.
– Я скучаю по тебе, – прошептала я в темноту, прижимая к себе коробку крепче и представляя улыбающееся лицо подруги.
Тогда
14
Когда я проснулась, у меня болела голова. Я лежала в постели и ждала, когда зажжется свет, не в силах прогнать воспоминание, что прокручивалось у меня в голове: однажды поздней летней ночью, незадолго до того, как меня похитили, я пришла домой и обнаружила, что окно в моей спальне – вместе с сеткой – распахнуто настежь. Я тогда не спросила об этом родителей, подумав, что мама просто решила проветрить комнату.
Но зачем ей было открывать окно вместе с сеткой? Особенно ночью, когда на свет могут слететься мотыльки и комары? И его распахнули не днем. Когда я ушла на ужин к Шелли, окно было закрыто.
Не так ли?
Иначе я бы заметила. Разве нет?
К тому же лето – это кондиционер, а значит – закрытые окна.
Закрытые окна.
Мама всегда напоминала мне, чтобы я следила за своим. К тому же дом нашего соседа ограбили. И я не спрашивала родителей, не обнаруживали ли они мое окно открытым. А вдруг я сама его так оставила? Не говоря уже о том, что домой я вернулась поздно ночью, уже после отбоя. Кто б захотел нарываться?
Свет все не зажигался. Я села, не в силах избавиться от образа монстра, пролезающего в окно моей спальни, рыскающего в моем шкафу и перебирающего мои вещи. Эта картинка грызла меня большую часть ночи, точно поселившаяся в мозгу крыса. Вряд ли мне удалось поспать больше тридцати минут кряду.
Который сейчас час?