В Гарлеме, как и в других городах, пытались искусственными мерами задержать упадок промышленности. В середине XVIII в., по желанию владельцев мануфактур, городские власти обязали лиц, проживающих в благотворительных учреждениях, носить платье исключительно из отечественных материй, кроме того, разрешение на устройство предприятий отныне стало обусловливаться принадлежностью к гильдиям. Вообще цеховая замкнутость усилилась, поскольку это касалось производства[108]
. В 1775 г. была запрещена упаковка полотна, не произведенного в городе, а также упаковка и вывоз оборудования и инструментов{327}. Далее, стали выдавать премии за производство определенных текстильных фабрикатов или материй определенной расцветки, которые до этого не производились, например за тюль, окрашенный в красный цвет. Все эти попытки как поощрительного, так и запретительного характера имели, однако, весьма мало успеха. Строгими цеховыми предписаниями нельзя было устранить внешнюю конкуренцию. Премирование принесло некоторую пользу. Важным его результатом была организация в 1750 г. в Гарлеме «Hollandsche Maatsehappij van Wetenschappen», первого в Нидерландах общества такого рода. Оно своей поощрительной и инструктивной деятельностью сделало много хорошего не только для гарлемской, но и для всей нидерландской промышленности{328}.Текстильная промышленность Амстердама уступала лейденской и гарлемской. В средние века в Амстердаме была развита мелкая торговля шелковыми и шерстяными материалами — одна из старейших тамошних отраслей торговли{329}
. Товар для этой торговли частично поступал от амстердамской промышленности. Однако размеры амстердамской текстильной промышленности многими старыми исследователями большей частью преувеличивались. Фактически годовая продукция сукна в середине XVI в. составляла примерно 7–9 тыс. кусков{330}В Роттердаме суконная промышленность существовала с XV в. Как и в Лейдене, она была организована по цехам. Однако цеховые постановления были здесь менее строгими, чем в Лейдене, хотя и здесь разрешалось применение лишь английской шерсти{333}
. В начале XVI в. суконная промышленность, наряду с сельдяным промыслом и пивоварением, составляла основное занятие населения города. В первой половине XVI в. роттердамская суконная промышленность оправилась от многих ударов, которые она получила в предшествующее время бургундского господства, но при Филиппе II и в связи с начавшейся войной с Испанией вновь начался ее упадок. В 1558 г. суконщики заключили соглашение о том, чтобы никто не изготовлял более 100 кусков в год. Дела пошли гораздо хуже в правление Альбы.С 1572 г. Роттердам стал свободным: в его стенах более не было врагов. С другой стороны, осада Антверпена вызвала наплыв беженцев в Роттердам, и население города сильно увеличилось, стало больше, чем население Амстердама, находившегося еще в 1576 г. под властью Испании. После 1584–1585 гг., когда фламандские города опять перешли к Испании, гентцы и другие фламандцы переселились на север и перенесли туда свои промыслы. В Роттердам прибыли преимущественно суконщики, которым город охотно предоставил жилища и помещения для предприятий; правда, в 1587 г. прибыло 22 фламандских суконщика, предъявившие очень большие притязания, которые город не мог удовлетворить{334}
. Все эти пришельцы внесли в роттердамскую суконную промышленность новый дух. Они впервые ввели сукновалки, которые в 1591 г. получили одобрение городских властей, вопреки протестам старых валяльщиков и гильдий. В XVII в. сукноваляние еще более распространилось.