История эпидемий в России. От чумы до коронавируса

Во всяком случае первое упоминание о сифилисе в летописи относится к 1493 г.: «Явися у Польши новая немощь, глаголемая Франца, ю же некая жена, ходяще на отпусты, принесе в Риму до Кракова»[68].

В этой же летописи под датой 1287 г. говорится: «Володимеру же Васильковичу, князю Волынскому… больну сущу… рана неисцелимая… лежащу в болести 4 лета, болезнь же сице скажем: нача ему гнити исподняя устна, перваго лета мала, втораго, третьего больно нача гнити… исходящу же четвертому лету, и наставше зиме и нача больми немочи и опада ему все мясо с бороды, и зубы и сподняя выгниша вси, и челюсть бородна перегни, и бысть видети гортань; и не вкушая по седмь недель ничего же».

Л. Ф. Змеев по поводу этого описания отмечал: «Можно, пожалуй, допускать, что то была болезнь, впоследствии названная французской»[69]. С этим утверждением, однако, трудно согласиться, так как известно, что сифилис впервые описан в Европе лишь в 1494 г. Густинская летопись упоминает о французской болезни («Франца») в 1493 г., болезнь же князя была либо проказой, либо туберкулезом.

Начало XIV века знаменуется в России рядом сильнейших эпидемий.

В 1506 г. «Бысть мор в Пскове зол велми, мряху бо мужи, и жены, и малые деи, и по приходом, и по волостем; и тот мор безыменной, мряху бо людей много»[70]. В 1507 г. «Бысть мор зол велми в Новегороде»[71].

Псковский и Новгородский «мор» 1506–1508 гг. был чумою. Это явствует из нижеследующего описания, имеющегося в Новгородской летописи: «Бысть мор в Великом Новегороде; помре железою людей 15 396 человек»[72].

В 1508 г. чума снова свирепствовала в Пскове: «Бысть во Пскове мор велик, нача от месяца июля и до Христова рождества, яко и воеводам градским, и сановником из града, плача ради людского и страха ради смертнаго, вон выехати, кайждо в селах и местех тайных краяхуся и живяху»[73].

Эта эпидемия (1506–1508) в России некоторыми историками (Рихтер, Эккерман) ставится в связь с чумой, свирепствовавшей в Германии, Голландии и Италии с 1500 до 1508 г. В 1502 г. город Кельн сильно пострадал от «истинной чумы», Саксония, Тюрингия и Мессина страдали от каких-то «чумоподобных» эпидемий с 1514 до 1520 гг.

В летописях с 1508 по 1521 г. никаких указаний на эпидемии не встречается. В 1521 г. сильнейшая эпидемия разразилась в Пскове и Москве. «Мряхут бо мужи и жены и старый и младыя, а от гостей и от лутчих людей без мала вси не изомроша, а Москвичам то бысть посещение божие моровое не обычно, а почали мерети от Ильина дни, а гостей, кто примется у кого за живот, и тот весь вымрет (т. е. кто из купцов купит что-нибудь после умерших); и первое почаша мерети на Петровской улицы, у Юрья у Табулова, у свсденого, и князь Михайло Кислица велел улицу Петровскую заперети с обею концов, а сам князь побеже на Руху в паствище»[74].

О каком «море» здесь идет речь, сказать трудно. Хронологически этот мор совпадает с эпидемией английской потницы, которая, по мнению некоторых историков, пробралась в Россию в 20–30-х гг. одах XVI века. Распоряжение князя Михайлы Кислицы «запереть» улицу является первым указанием о применении в России внутренних карантинов. Меры, очевидно, не ограничивались только «запиранием» улицы, а принимался целый ряд оградительных мероприятий. Так, в послании старца Филофея из Псковского монастыря к дьяку Михаилу Мунехииу (около 1510–1519 гг.) написано: «Вы ныне пути заграждаете, домы печатлеете, попом запрещаете к болящим приходити, мертвых телеса из града Далече измещете»[75].

Интересно указать, что во Франции, считающейся родиной внутренних карантинов, они стали применяться только в конце XVI столетия.

В 1522 г снова мор в Пскове: «Того же лета… бысть мор во Пскове много дворов вымерло и стояли пусты; и в одну скудельницу (братую могилу) мертвых положили десять тысяч и полторы тысячи»[76].

Дальнейшие сведения о повальных болезнях мы встречаем под датами 1527 и 1530 гг. В 1527 г. «бысть в Великом Новеграде мор зело страшен в Деревской пятине в деревнях», в 1530 г. «на Колыване мор был». Более подробных сведений об этих эпидемиях в летописях нет. Однако в 1530 г., по описаниям Брензона, в Лифляндии была большая эпидемия «английской потницы», унесшей в могилу будто бы 2/3 всего населения страны[77]. Поэтому А. Е. Сегал считает, что мор 1530 г., так же как и 1521 г., был эпидемией английской потницы[78].

Нужно удивляться, почему эпидемия не распространилась вглубь страны и ограничилась только Новгородскими землями.

Следующее описание морового поветрия мы встречаем в 1532–1533 гг.: «Бысть мор во Пскове: мряху бо мужи и жены и младия дети»[79].

В 1533 г. «той же осени бысть в Великом Новегороде, месяца октября, нача явитися на человецех вред, яко прыть, и тем начаше мнози человецы умирати, и бысть поветрие не мало… а не стало от того поветрие мужеска полу и женска тысяча человек и множая». Судя по краткому описанию, это была не чума, а оспа «вред… яко прыщь»[80]. Известный историк оспы и оспопрививания В. О. Губерт так и рассматривал эту эпидемию.