История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи

Другой пример — Федра в «Ипполите», пример слишком хорошо известный, чтобы на нем стоило подробно останавливаться. Далее, эврипидовская Электра, столь непохожая на софокловскую Электру, несмотря на общий сюжет обеих трагедий, носящих к тому же одинаковое заглавие. Наряду с этими трагическими образами мы находим у Эврипида и женские персонажи совсем другого рода, мягкие и привлекательные; назовем хотя бы Алкесту и Ифигению, нарисованных с большой теплотой и психологической выразительностью.

Итак, в центре внимания Эврипида находится индивидуальная человеческая душа. Мифологический сюжет служит, у него лишь каркасом для построения действия. Образы богов показывают критическое отношение Эврипида к традиционной религии: боги у него отнюдь не идеальные существа: они зачастую жестоки, мстительны, капризны. В последних своих трагедиях Эврипид подчеркивает решающее значение случайности (τύχη) в жизни людей, заменяющей волю богов и непреложность рока прежней эпохи. Все это делало Эврипида близким мироощущению людей эллинистической культуры. Уже Александр Македонский знал наизусть целые пассажи эврипидовских трагедий. А в III в. Эврипид становится наиболее популярным драматургом, пьесы которого ставятся в театрах всего греческого мира. Его роль в процессе формирования человека эпохи эллинизма трудно переоценить.

Итак, если софисты показали первостепенное значение субъективности в человеческом опыте и познании и тем самым выдвинули на первый план проблему критерия истины, то Эврипид открыл грекам внутренний мир отдельной человеческой личности. Раньше достоинство человека, его высшая добродетель — то, что греки называли трудно переводимым термином καλοκαγαθία — определялась полисом, как главной нормативной инстанцией. Теперь же точкой отсчета, по отношению к которой рассматриваются важнейшие этические и социальные проблемы, становится счастье единичного человеческого индивидуума. Кардинальное значение этого перелома мы продемонстрируем на примере двух сократических школ, существование которых до IV в. было едва ли возможным.

Мимоходом заметим, что термин «сократические школы» представляет собой чистую условность, за исключением того, что предполагаемые основатели этих школ имели какое-то отношение к Сократу. Учения, развивавшиеся этими школами, настолько отличались одно от другого и имели так мало общего с воззрениями Сократа (если вообще можно говорить с какой-либо степенью уверенности о воззрениях этой во многом загадочной личности), что мы едва ли сможем вычленить из них какую-либо общую основу, восходящую к Сократу[181].

Одной из сократических школ была Киренская школа, названная так по городу Кирена в Северной Африке, откуда был родом Аристипп, основатель и руководитель школы, и куда он возвратился в конце своей жизни. В качестве учителей Аристиппа древние источники называют Протагора и Сократа. Аристотель упоминает Аристиппа в своих сочинениях дважды[182], причем один раз называет ого софистом. Действительно, по своим воззрениям и по тому, что он давал уроки за плату, он стоит гораздо ближе к софистам, чем к Сократу. Подобно софистам, он не находил смысла в изучении природы, а также отрицательно относился к математике, поскольку он считал, что математика в отличие от других сфер человеческой деятельности не различает хорошего и дурного. Единственным источником знания о внешнем мире, по мнению Аристиппа, могут быть только ощущения, а так как ощущения суть не более как наши внутренние состояния, которые у разных людей могут существенно различаться, то истинная природа вещей, вызывающих эти ощущения, от нас скрыта. Если, таким образом, ощущения не могут дать истинного знания о внешнем мире, то, с другой стороны, они могут служить путеводной нитью в нашей деятельности. Здесь теория познания Аристиппа смыкается с его этикой. Естественно, что человек стремится к такого рода ощущениям, которые ему приятны, т. е. к наслаждению, и избегает ощущений, доставляющих ему неудовольствия, например боль. И вот единственной целью человеческой деятельности Аристипп провозглашает индивидуальное наслаждение. При этом он пытается уточнить природу наслаждения: наслаждение есть плавное движение, воспринимаемое нашими чувствами. Наоборот, боль есть воспринятое нами резкое движение. Остается неясным, что при этом движется и каков механизм восприятия этого движения; можно, однако, полагать, что здесь Аристипп следовал Протагору, изложение теории ощущений которого мы находим в «Теэтете» Платона[183].