История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III

ГЛАВА I ЕВРЕЙСКАЯ ДИАСПОРА В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ

1. Еврейские поселения на берегу Черного моря

С точки зрения древности еврейская диаспора на востоке Европы равна диаспоре на западе, хотя значительно уступает ей в географическом расширении и духовном развитии. Возможно даже, что расселение евреев на востоке Европы предшествовало их расселению на западе. Ибо Восточная Европа, начиная с Александра Македонского, принимала своих иммигрантов из древних земель эллинизированной Азии, тогда как иммиграция в Западную Европу происходила в основном из Римской империи, наследницы эллинского владычества на Востоке.

Среди древних еврейских поселений в Восточной Европе видное место занимают колонии, расположенные на северных берегах Черного моря, ныне входящие в состав Российской империи.

Еще в древности греки Малой Азии и Ионических островов тяготели к северным берегам Эвксинского Понта, к плодородным землям Тавриды — нынешнему Крыму.[1] Начиная с шестого века до нашей эры, они основали свои колонии в тех краях, откуда вывозили зерно на свою родину, в Грецию. Когда после завоеваний Александра Македонского Иудея стала частью эллинистического Востока и послала «великую диаспору» во все владения Селевкидов и Птолемеев, одна из ветвей этой диаспоры должна была дойти до далекая Таврида. Вслед за греками сюда пришли евреи из Малой Азии, этого конгломерата стран и городов — Киликии, Галатии, Милета, Эфеса, Сарды, Тарса, — который в начале христианской эры приютил важные еврейские общины, самые ранние питомники христианства. В первом веке христианской эры, знаменующем собой укрепление римской власти над эллинизированным Востоком, мы встречаем в греческих колониях Тавриды полностью организованные еврейские общины, которые, несомненно, представляют собой ответвления гораздо более древней колонизации.

В этот же период расцвел в Крыму и на прилегающих к нему берегах Черного и Азовского морей, называемых греками Понтом и Меотидой, в землях скифов, сарматов и тавров ряд крохотных греческих городов-республик — Боспор Киммерийский, или Пантикапей (ныне Керчь), Фанагория (Таманский полуостров), Ольвия, Горгиппия (ныне Анапа) и др. Наиболее активной из этих колоний была Боспоро-Пантикапейская, расположенная в месте слияния Черного и Азовского морей. Цари или архонты Боспора из греческой династии Рескупоридов признали верховную власть Рима. Они называли себя, в соответствии с общепринятой формулой, «друзьями цезарей и римлян» и часто добавляли к своему титулу римское династическое наименование «Тиберий-Юлий». Еврейский историк Иосиф Флавий, описывая непреодолимое влияние римской мировой державы в свое время, говорит об этой колонии в следующих выражениях: «Зачем мне говорить о гениохах и колхах, и народе тавров, и тех, кто населяют Боспор и народы о Понте и Меотиде... которые теперь подчиняются трем тысячам вооруженных людей и где сорок длинных кораблей сохраняют в мире море, которое прежде было несудоходным и очень бурным?» (Bell. Jud. II. XVI. 4.) Эти слова были написаны вскоре после падения Иудеи, около 80 года христианской эры.

Теперь практически к тому же году (80-81) относятся греческие надписи, обнаруженные на земле древнего Боспора в Тавриде, свидетельствующие о существовании там хорошо организованной еврейской общины с молитвенным домом. Вот текст одной из этих надписей, выгравированный на мраморной табличке, хранящейся в Петроградском Эрмитаже:

В царствование царя Тиберия Юлия Рескупорида, благочестивого друга цезарей и римлян, в 377 году,[2] в двенадцатый день месяца Перития, я, Хреста, бывшая жена Друза, заявляю в дом молитвы (π ροσευχή), чтобы мой приемный сын Геракл был свободен раз [навсегда], в соответствии с моим обетом, чтобы он не мог быть захвачен или раздражен моими наследниками, и мог перемещаться, где он хочет, без позволения или помехой, кроме [обязательства посещения] молитвенного дома для поклонения и постоянного посещения. [Совершено] с одобрения моих наследников Ификлида и Геликония и при участии Синагоги Иудеев в опеке.

Эта надпись, сопровождаемая аналогичным документом того же периода, очевидно, предназначалась для удостоверения акта освобождения раба, который, по обычаю, совершался публично, в «молитвенном доме» с участием представителей еврейской общины.[3]