Это словесное заверение не так эффективно успокаивало евреев, как действия, предпринятые в то же время правительством. В начале 1803 г. «Еврейский комитет» постановил пригласить депутатов от всех губернских кагалов в Петербург для выяснения их взглядов на нужды еврейского народа, который правительство планировало «преобразовать» без собственное знание. Это был первый отход от бюрократической рутины Петербурга. К концу января 1803 г. кагалы развернули активную подготовку к приезду таких депутатов. Зимой и весной в российскую столицу приезжали депутаты-евреи от Минской, Подольской, Могилевской и Киевской губерний, о других правительствах сведений нет. Депутаты вскоре имели повод порадоваться выходу Державина из состава Еврейского комитета вслед за его отставкой с поста министра юстиции. Будучи консерватором «настоящего русского», Державин был неуместен в либеральном правительстве, которое вершило судьбы России в первые годы царствования Александра. С уходом его на пенсию его «Мнение» перестало быть обязательным правилом поведения членов Комитета.
Приехав в Петербург, депутаты от губерний застали там небольшую группу евреев, преимущественно выходцев из Белой России, временно проживающих в столице в связи со своими деловыми делами. Несмотря на отказ в праве на постоянное проживание в столице Империи, эта горстка евреев, которых с трудом терпели, сумела добиться права умирать там и хоронить своих мертвецов на собственном кладбище. Открытие кладбища в 1802 году символически знаменует начало еврейской общины в Петербурге. В таком же знамении смерти губернские депутаты встретили своих митрополичьих собратьев на довольно странном «торжестве» летом 1803 г.: по предложению депутатов и в их присутствии останки трех евреев, погребенных на христианском кладбище были перенесены на новоприобретенное еврейское кладбище.
Среди петербургских евреев в то время было несколько человек, которые благодаря своим связям с высшими чиновниками и по знакомству с бюрократическими приемами могли оказать существенную услугу депутатам от провинции. Один из этих евреев, Нота Шкловер, получивший около того же времени фамилию Ноткин, тот самый общественный купец, который в 1800 г. депутатов, приглашенных некоторое время назад для участия в работе Еврейского комитета. Находясь в комитете, он постоянно настаивал на своем плане продвижения сельского хозяйства и мануфактур среди евреев, но не дожил до торжества своих идей. Он умер незадолго до принятия закона 1804 года, в котором его излюбленная теория нашла должное признание. Другой петербургский еврей, богатый подрядчик и торговый советник Авраам Перец, не принимал непосредственного участия в еврейских делах. Но и он оказал некоторую услугу депутатам благодаря своим деловым связям с официальным миром.
Тем временем Комитет по улучшению положения евреев, тщательно изучив представленные ему различные проекты, выработал общий план реформы и сообщил его депутатам-евреям. После «длительного нерешительности» депутаты-евреи объявили, что они не в состоянии представить свои заключения без предварительной консультации с кагалами, которыми они были избраны. Соответственно, они просили полугодовую отсрочку «с целью консультации». Официальный Еврейский комитет, с другой стороны, не мог согласиться на столь длительную задержку своих работ и решил через правительство представить основные положения проекта кагалам, при том понимании, что последние, «без внесения каких-либо изменений в вышеуказанные пункты», должны ограничиться предложениями о наилучших путях и средствах проведения в жизнь намечаемых реформ.
Эпистолярное расследование не произвело «желаемого эффекта». Заранее ограниченные в свободном выражении мнений и не имевшие права высказываться по существу проекта, кагалы в ответе ограничились просьбой отложить «исправительные мероприятия» на двадцать лет, особенно в части речь шла о предложенном запрете на продажу спиртных напитков и владение землей, что подорвало бы всю экономическую структуру еврейской жизни. Комитет не внял доводу кагалов, что было равносильно осуждению основных принципов проекта, и продолжил работу в первоначально намеченном направлении.
Не было полного единодушия и внутри самого Комитета. Две тенденции, кажется, боролись за господство: утилитаризм, представленный поборниками «исправительных мер» и принудительного «преобразования еврейской жизни», и гуманизм, отстаиваемый глашатаями безусловного освобождения. К последнему классу принадлежал Сперанский, блестящий и просвещенный государственный деятель, которому сто лет назад удалось бы освободить царскую империю, если бы он не пал жертвой роковых условий русской жизни. В то время, о котором мы говорим, он служил в Министерстве внутренних дел у Кочубая и занимался разработкой планов реформы различных ведомств государственной службы.