Система государственного патронажа раскинула крылья и над самоуправлением еврейских общин. К концу царствования Екатерины II правительство ясно обнаружило свою тенденцию урезать обширную общинную автономию, которая была гарантирована евреям ранее, в 1776 г., когда обещание императрицы разрешить евреям присоединенной Белой России сохранять свои прежние свободы», — еще свежо было в памяти чиновников. Но русское правительство, не имевшее привычки терпеть такую «разнузданность» среди своих подданных, косо смотрело на большие хозяйственные, духовные и судебные функции, предоставленные кагалам, помимо их фискальных обязанностей как органов по сбору государственных налогов. В результате такого отношения указы 1786 и 1795 гг. ограничили сферу деятельности кагалов делами духовными и фискальными. «Еврейская конституция» 1804 г. пошла еще дальше, разделив эти две функции между раввинатом и кагалами, которые прежде составляли одно целое. Раввинам было разрешено «следить за всеми церемониями еврейской веры и разрешать все споры, касающиеся религии», а кагалам было приказано «следить за регулярной уплатой государственных налогов». Это было все, что осталось от древней автономии еврейских общин в Польше с ее обширной сетью учреждений и центральных собраний, или ваадов.
Очевидно, что в реальной жизни власть сообществ была больше, чем на бумаге. Евреи продолжали передавать большинство своих дел, даже связанных с денежными спорами, в свои собственные раввинские трибуналы. Запрещение подвергать херему (отлучению) непокорных членов общины иногда игнорировалось, поскольку «духовные» трибуналы не имели в своем распоряжении других средств принуждения. С другой стороны, само правительство, нуждавшееся не только в фискальных службах кагалов, но и в ответственной организации, с которой можно было бы консультироваться по еврейским делам, не могло не допустить расширения деятельности кагалов далеко за пределы фискальных служб. интересы. Когда правительство пожелало узнать мнение еврейских общин о некоторых запланированных им мероприятиях, оно обратилось, как это было в 1802, 1803 и 1807 годах, [255] к кагалам и уполномочило их послать делегатов в Петербург или губернские столицы.
Это расширение еврейской автономии было уступкой, вырванной у правительства силою обстоятельств, силой компактного населения, живущего своей собственной жизнью и отказывающегося стираться до слияния с окружающим населением и сплавления всей своей общественной жизни. интересов с делами общего городского управления. Между тем именно к такой «муниципализации» еврейских общин давно стремилось российское правительство. Со времен Екатерины II. оно лелеяло мысль «разрушить еврейскую обособленность», загнав евреев в рамки русской классовой организации, особенно в купеческие и мещанские поместья.
Когда вскоре после 1780 г. евреям была предоставлена неслыханная доселе привилегия участия в городском управлении с правом активного и пассивного избирательного права в магистраты и городские суды, петербургские законодатели были уверены, что русское еврейство, в порыв восторга, выбросит за борт свою прежнюю кагалскую автономию и охотно соединится с христианскими городскими поместьями, чтобы сформировать общую муниципальную организацию. Но ни иудеи, ни христиане не оправдали этих уверенных ожиданий. Первые, по-прежнему цепляясь за свою освященную веками общинную организацию, были рады участвовать в выборах в магистраты, в которых до тех пор господствовали их традиционные враги, христианские купцы и горожане, и в которых они откровенно предлагали защищать свои интересы, представляя при этом значительную часть городского населения.
Но здесь они столкнулись с яростным сопротивлением со стороны своих сограждан-христиан. В двух белорусских правительствах Витебска и Могилева несколько евреев были избраны в магистраты в качестве олдерменов и членов судебных органов. Но в большинстве случаев христианам удавалось получить искусственное большинство и не допустить евреев к муниципальной администрации. Жалобы, подаваемые центральным властям в Петербурге, не давали результата, ибо русские, а тем более польские мещане рассматривали дарование евреям муниципальных прав как нарушение их собственных уставных привилегий. Уступая этому настроению христианского населения, администраторы юго-западных правительств установили под свою ответственность ограничительный процент участия евреев в магистратах, ограничив даже в местах с преобладающим еврейским населением число членов-евреев доизбираться в магистраты на одну треть. Таким образом, представители еврейского большинства населения в городской администрации неизменно сводились к меньшинству и были не в состоянии защищать интересы своих единоверцев ни при исчислении муниципальных налогов, ни в делах, представляемых в суд. муниципальные суды. И здесь протест, адресованный Петербургу делегатом, выступавшим от имени подольских евреев, не исправил положения.