Брошенные в бездну отчаяния последними событиями николаевского режима, русские евреи вдруг получили то, что можно назвать залогом гражданского освобождения. Еврейская «черта оседлости» знала лишь смутно, что происходило в укромных уголках петербургских канцелярий в течение десятилетия реформ, но то, что произошла разительная перемена в отношении правительства, видели и чувствовали все. Была дарована свобода жертвам военной инквизиции, кантонистам.
Ворота внутренних дел России были открыты для евреев, обладающих определенными имущественными, образовательными или трудовыми ценностями. Образованные евреи, в частности, благосклонно улыбались «сверху»: они рассматривались правительством как фактор, способствующий ассимиляции, и как связующее звено с низшими еврейскими классами.
Весеннее солнце русской свободы, заливавшее своими лучами общественную жизнь всей страны, только что вышедшей из крепостной зависимости, светило и несчастному еврейскому народу, наполняя его сердца радостью и надеждой. Прозвучали звуки побудки, которые звучали в лучших кругах русского общества такими гуманистами, как Пирогов, и такими борцами за свободу, как Герцен,, Чернышевский, и Добролюбов,. воздух в огромное еврейское гетто России. Правда, еврейский вопрос получил за десятилетие реформ лишь скудное внимание в русской печати, но то немногое, что было сказано о нем, проникнуто дружеским духом. Энергично отвергалась прежняя привычка издеваться над жидом.
Это изменение отношения можно хорошо проиллюстрировать следующим случаем. В 1858 году журнал Illustratzia («Иллюстрация») Санкт-Петербурга.
В Петербурге вышла антисемитская статья о «жидах русского Запада». На статью ответили два культурных еврея, Чацкин и Горвиц, во влиятельных периодических изданиях «Русский вестник «и «Атьеней «(«Атенеум»). В ответ на это опровержение Illustratzia обрушила поток ругательств на двух авторов, которых презрительно называли «Реб Чацкин «и «Реб Хорвиц», чье проеврейское отношение объяснялось мотивами алчности.
Акция антисемитского журнала вызвала бурю негодования в литературных кругах обеих столиц. Поведение «Иллюстрации «было осуждено публичным протестом, за которым стояли подписи 140 писателей, в том числе некоторые из самых выдающихся имен в русском литературном мире. Протест заявлял, что «в лицах Горвица и Чацкина нанесено оскорбление всему (русскому) народу, всей русской литературе», которая не имеет права пропускать «голую клевету» под видом полемики.
Хотя протестующие писатели были всецело движимы желанием защитить нравственную чистоту русской литературы и вовсе не касались еврейского вопроса, тем не менее еврейские общественные деятели были очарованы этим заявлением литературной России и глубоко удовлетворены подразумеваемым предположение, что евреи России составляли часть русского народа.
Несколько сочувственных статей во влиятельных периодических изданиях, пропагандирующих необходимость еврейской эмансипации, казалось, довершали счастье прогрессивной части российского еврейства. Даже публицист-славянофил Иван Аксаков, впоследствии примкнувший к евреям, сознавал тогда, в 1862 г., необходимость известной меры эмансипации евреев. Единственное, что его беспокоило, это опасность того, что прием евреев на российскую государственную службу «по всем ведомствам» может привести к «заполнению евреями» Сената и Государственного совета, не исключая возможности занятия евреем должность генерального прокурора Священного Синода. Непоколебимым в своей дружбе с евреями был врач и гуманист Н.
Пирогова, который в качестве начальника Одесского школьного округа в значительной степени способствовал поощрению еврейской молодежи в ее стремлении к общей культуре и созданию русско-еврейской прессы.
Наиболее действенным фактором культурного возрождения была светская школа, как общерусская, так и еврейская коронная. Поток молодых людей, соблазненных радужными перспективами свободного человеческого существования среди свободного русского народа, хлынул из самых дальних закоулков черты оседлости в гимназии и университеты, двери которых были широко открыты для евреи. Многие дети гетто быстро вливались под знамена русской молодежи и были опьянены буйным ростом русской литературы, принесшей им интеллектуальные дары современных европейских писателей. Мастера мысли того поколения Чернышевский, Добролюбов, Писарев, Бокль, Дарвин, Спенсер стали и кумирами еврейской молодежи.
Головы, еще недавно склонявшиеся над талмудическими фолиантами в душной атмосфере хедеров и ешиб, теперь были набиты идеями позитивизма, эволюции и социализма. Резким и внезапным был переход от раввинистической схоластики и усыпляющей хасидской мистики к этому новому миру идей, залитому светом науки, к этим новым откровениям, возвещающим радостную весть о свободе мысли, о сломе всех традиционных оков, уничтожение всех религиозных и национальных перегородок, братство всего человечества.