Эту комедию хорошо поняли за границей. В конце июля и в начале августа в обе палаты английского парламента были внесены запросы о том, находит ли правительство Ее Величества возможным сделать дипломатические представления в защиту преследуемых русских евреев, которых Англия должна будет обеспечить, должны были прибыть туда большими массами. Премьер Солсбери в Палате лордов и Фергюссон, заместитель государственного секретаря по иностранным делам, в Палате общин ответили, что «эти разбирательства, о которых, если нам их правильно сообщить, заслуживают глубокого сожаления, касаются внутренние дела Российской империи и не допускают никакого вмешательства со стороны правительства Ее Величества». Когда вскоре после этого были начаты приготовления к созыву митинга протеста в Лондоне, русское правительство поспешило объявить через английского посла в Петербурге:
В Петербурге заявили, что никаких новых мер против евреев не предполагается, и собрание было отменено. Ходили слухи, что лорд-мэр Лондона Генри Айзекс, который был евреем, не одобрял этого собрания, на котором, по английскому обычаю, он должен был председательствовать.
Поступок лорд-мэра, может быть, и был «тактичным», но уж точно не лишенным примеси робости.
2. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЙ
Тщательно стараясь успокоить общественное мнение за границей, русское правительство дома делало все возможное, чтобы держать евреев в возбужденном состоянии духа. Проекты законов и циркуляры, тайно рассылавшиеся центральным правительством в Петербурге, вызывали живейшее сочувствие со стороны губернских администраторов. Не удовлетворившись заявлением Министерству о своем одобрении предполагаемого ограничения прав, многие высокопоставленные чиновники начали открыто демонстрировать свою яростную ненависть к евреям.
В одно и то же время, в июне, июле и августе 1890 г., главы различных местных губернских управлений издавали циркуляры, обращавшие внимание полиции на «дерзкое поведение» евреев, которые, встретившись с русскими чиновниками,, не смогли снять шляпы в качестве приветствия. Губернатор Могилева поручил полиции своей губернии внушить местному еврейскому населению необходимость «вежливых манер», в смысле более трепетного отношения к представителям русской власти. Во исполнение этого приказа окружные исправники заставляли раввинов прививать своей пастве в синагогах почтение к русскому чиновничеству. В Мстиславле, городе могилевской губернии, председатель дворянства собрал ведущих членов еврейской общины и предупредил их, что те евреи, которые не подчинятся циркуляру губернатора, будут подвергнуты публичной порке. полицией. Одесский губернатор, известный деспот Зеленой, издал милицейский ордер в целях «обуздания наглости, проявляемой евреями в местах скопления людей и особенно в пригородных трамваях», где они не уступают своих мест и вообще проявляют неуважение к «лицам преклонного возраста или носящим форму, свидетельствующую об их высоком положении».
Еще более зверским было поведение виленского генерал-губернатора Каханова, который, несмотря на свой высокий чин, позволил себе, отвечая на приветственную речь еврейской депутации, бранить не только еврейскую «родовость», но и «распущенность» еврейского населения, проявляющаяся в скоплении людей на улицах, и тому подобные тяжкие преступления.
Одновременное возникновение такого рода официальных действий в отдаленных друг от друга местах указывает на общий источник, вероятно, на какие-то секретные инструкции из Петербурга. Однако казалось, что провинциальные прихвостни центрального правительства перестарались в своем рвении выполнить завет «обуздать евреев». Мелочность их требований, к тому же незаконных, вроде приказа снять шапки перед чиновниками или уступить места в трамваях, служила лишь для осмеяния представителей русского чиновничества, порождая частые к трагикомическим конфликтам на публике и к высказываниям возмущения в печати. Публичные заявления этих благородных чиновников, стремившихся воспитать в еврейских массах страх перед русской бюрократией и привить им вежливые манеры, привлекли внимание как русской, так и иностранной печати. Все считали, что эти фарсовые выступления неотесанных администраторов есть лишь проявления бездонной ненависти, болезненного желания оскорбить и унизить евреев и что эти администраторы способны в любой момент перейти от морализаторства к более осязаемым формам унижения. жестокое обращение. Эта опасность усилила состояние тревоги.