Греки, утвердившиеся в VII-VI вв. на берегах Понта Евксинского, сталкивались с различной этнополитической ситуацией. Города Западного Понта находились в окружении оседлых фракийских племен, воинственность и суровые нравы которых неоднократно отмечались древними авторами. Напротив, в обширных степях Северного Причерноморья к моменту появления здесь первых эллинских апойкий оседлое стабильное население отсутствовало. С кочевавшими тут царскими скифами, к тому же лишь недавно возвратившимися из переднеазиатских походов и выдержавшими вслед за тем напряженную борьбу с местными племенами (см. выше), грекам удалось наладить мирные обоюдовыгодные взаимоотношения. Земли для их поселения и занятий земледелием были уступлены вождями номадов или по договору, или за умеренную арендную цлату (ср.: Страбон, VII, 4, 6).
Основной целью милетских колонистов на первых двух этапах причерноморской колонизации было, как сказано выше, получение тех видов продовольствия и сырья, в которых так остро нуждалась их метрополия, только что выдержавшая сначала опустошительные набеги киммерийцев и скифов (первая половина VII в.), а затем изнурительные войны с Лидийским царством (конец VII в.). Эти продукты, в первую очередь хлеб, метрополия получала путем торгового обмена с земледельческими племенами Лесостепи. Однако примерно с середины VI в. греческие города начинают массовое освоение собственной сельскохозяйственной территории — хоры. Если прежде небольшая земледельческая округа служила им для собственного прокормления, то теперь ее заметное расширение свидетельствует о переходе к товарному зерновому хозяйству. Широкой сетью аграрных поселков покрываются пространства в округе Истрии, центров Поднестровья, особенно интенсивно в Нижнем Побужье, сначала вокруг Березани, а потом и Ольвии, а также на Боспоре, в окрестностях Пантикапея.
Резкий подъем сельского хозяйства не исключал, естественно, роста производства ремесленной продукции и, конечно же, торговли продуктами обеих этих отраслей экономики как со Средиземноморьем, так и с варварскими территориями. Собственное ремесленное производство, рассчитанное как на внутренний, так и на внешний рынок, также нуждалось в расширении местной сырьевой базы. Поэтому, например, ольвиополиты уже в первой половине VI в. осваивают в лесистой области Гилее новый, несколько удаленный от города Ягорлыцкий производственный район (совр. Олешковские пески на Кинбурнском полуострове), богатый необходимыми для черной и цветной металлургии, а также стеклоделия сырьевыми ресурсами — магнетитовыми песками и природной содой, а главное — максимально приближенный к значительным запасам древесного топлива.
С этого момента греческие апойкии превращаются в территориальные единства — полисы. Одновременно происходит и сложение единства внутриполитического: окончательно оформляются гражданская община, государственные и религиозные институты, вырабатывается законодательство и т.д. Следует сказать, что вопреки долго бытовавшей так называемой трехстадиальной, или эмпориальной, теории, согласно которой освоение греками берегов Понта протекало в три этапа: от спорадических наездов к созданию временных факторий — эмпориев, лишенных политического статуса, и наконец к основанию полисов, большее признание получает теперь точка зрения, согласно которой греческие апойкии выводились из метрополии как уже сформировавшийся политический и социальный организм — зародыш будущего полиса. Первый период их существования характеризуется безусловным диктатом ойкиста, перерождавшимся местами (например, в Гермонассе) в единоличное правление.
В уже сложившемся затем полисе привилегированное положение по праву первых поселенцев занимала группа граждан, владевшая лучшими участками земли как в городе, так и в хоре, обладавшая преимущественными социально-юридическими правами и создававшая, таким образом, верхний слой полисной аристократии, что повсеместно порождало олигархический тип государственного правления. В основанных на новых землях апойкиях практически неограниченный запас природных ресурсов, прежде всего годной для обработки земли, вел к ускоренному по сравнению с метрополией развитию экономики, а это, в свою очередь, вместе с отсутствием свойственных «старым» полисам социальных преград приводило и к ускорению процесса социальной стратификации. Позднеархаические эпиграфические памятники Ольвийского полиса дают нам представление о весьма развитой во второй половине VI в. градации социальных и имущественных статусов: зажиточные и обедневшие граждане, состоятельные варвары-ксены, неполноправные наемные работники и, наконец, рабы, использовавшиеся в различных отраслях хозяйства.