О победах и величии Августа писали и другие поэты. Но вместе с тем они посвящали свои произведения и другим темам, доведя до совершенства все стили и жанры. Много появлялось любовных стихов. Их авторы — Овидий, Тибулл, Проперций — благодаря изяществу их стихов и разнообразию сюжетов пользовались большим успехом. Особенно надо выделить «Героиды» и «Метаморфозы» Овидия, прилагавшего любовную тематику к обработке мифов, и его «Искусство любви», остроумное подражание дидактическим поэмам с наставлениями, как выбрать и удержать любовника или любовницу, обмануть мужа, утешиться в случае измены. По слухам, именно за эту поэму Август, увидя в ней насмешку над своим брачным законодательством, сослал Овидия в страну гетов, откуда тот писал в Рим грустные послания — «Тристии», надеясь на прощение, но так его и не дождавшись, умер в изгнании.
Овидий (43 г. до н.э. — 18 г. н.э.), не заставший уже гражданских войн и не знавший той жажды умиротворения, которая обусловливала у его старших современников особое восхищение Августом, вращавшийся в кругу «золотой молодежи», которая тяготилась брачным законодательством Августа и требуемой им строгой моралью, значительно меньше, чем другие поэты, уделял внимание политическим мотивам. Правда, «Метаморфозы» он завершил превращением души Цезаря в звезду, но восхваления Августа как милосердного бога в основном содержатся в его «Тристиях» вместе с мольбой о прощении. В более ранних произведениях этот мотив почти отсутствует. Но зато Овидий отдал должное интересу к римской религии, написав (неоконченную) поэму «Фасты» о праздниках римского календаря. В ней римские божества легко отождествляются с греческими (говоря о боге Янусе, поэт выражает некоторое недоумение, поскольку аналогичного бога в Греции не было), греческие мифы переносятся на римскую почву, сведения о древних ритуалах перемежаются со сценами любовных игр между богами и нимфами. Благоговейное отношение к римской традиции, характерное для Вергилия, стушевывается, но сохраняется умиление простыми сельскими праздниками в честь древних крестьянских божеств.
Овидий прекрасно знал не только греческую поэзию, но и греческую науку и философию. В подражание Арату он написал (не дошедшую до нас) поэму о небесных явлениях; в «Метаморфозы» он вставил длинное изложение философии Пифагора и теорию смены веков.
По мнению некоторых современных исследователей, творчество Овидия знаменовало начало перехода от поэзии «золотого века» к более поздней римской поэзии.
По оценке современников, вторым после Вергилия поэтом был Гораций (65-8 гг. до н.э.), введенный Вергилием в кружок Мецената. Гораций писал и о любви, но он был гораздо более глубоким мыслителем, чем его коллеги, и его стихи сочетают совершенство формы с философскими раздумиями и меткими наблюдениями над нравами современников. Отчасти Горацию был близок эпикурейский идеал жизни вдали от суеты, в сельском уединении, без мыслей о будущем, о быстротечности жизни. Досуг и независимость, скромный праздник в кругу сельских рабов, маленькая пирушка по случаю встречи со старым другом — вот что дороже богатства, знатности, высокого положения и всех связанных с ними забот и унижений. Лучше всего держаться золотой середины и ни к чему не стремиться, ведь заботы будут следовать за нами повсюду, и нигде человек не уйдет от самого себя, а поднявшись высоко, станет вызывать зависть и ненависть. Из стоицизма он заимствует призыв искать счастья в добродетели, которая не ищет одобрения и довольствуется сама собой. Пусть рушится Вселенная, осколки ее могут задеть, но не сбить с пути мудрого и добродетельного человека.
Вместе с тем Гораций не может не видеть противоречий в самом себе и в окружающем мире. Он призывает к умеренности, незаметности, независимости и вместе с тем добивается признания и славы, волнуется, не получив от Мецената приглашения на обед. Восхваляя древнюю простоту, люди уже не могут к ней вернуться: роскошь безвозвратно убила старые добрые нравы. Мы хуже наших отцов, а наши дети будут хуже нас, люди стали слишком смелы и требовательны, для них нет уже узды и предела. Но если бы люди держались только за старое, не было бы прогресса, теперь заметного на каждом шагу, так что уже невозможно вернуться от Рима Августа к Риму Ромула или даже Катона.