История фашизма в Западной Европе

При многоплановом рассмотрении фашизма, что свойственно прежде всего работам обобщающего характера, наиболее четко выявляется его сущность как террористической диктатуры монополистической буржуазии в условиях государственно-монополистического капитализма. Особенно показателен с этой точки зрения германский фашизм, в котором, по справедливому замечанию А. А. Галкина, «фашистская система нашла свое наиболее законченное, «классическое выражение»»[1490]. Как и прежде, борьба между марксистской исторической наукой и буржуазной историографией достигает наивысшего накала вокруг проблемы «фашизм — монополии». Обвиняя марксистов в «упрощении», «односторонности», буржуазные историки сами упрощают марксистское понимание этой сложной проблемы, низводя его порой до уровня карикатуры. Так, западногерманский ученый В. Зауэр приписывает марксистам взгляд, будто фашизм был «просто манипуляцией большого бизнеса»[1491].

На самом же деле историки-марксисты далеки от инкриминируемых им примитивных представлений. В современных марксистских исследованиях взаимоотношения между фашистами и монополиями раскрываются во всей их сложности и многообразии. Нацистский режим, по словам А. А. Галкина, «служил монополиям, но он не был и не мог быть игрушкой в руках отдельных монополистов. Если бы он считался только с ними, он не мог бы пользоваться свободой политического и особенно социального маневра и тем самым выполнять свои классовые функции»[1492]. Уже из того факта, что фашизм является диктатурой не монополистического капитала вообще, а его самых реакционных и агрессивных элементов, вытекает неизбежность противоречий между теми группировками, которые теснее срослись с нацистским аппаратом власти, и теми, которые стояли от него дальше.

Итальянский фашизм, как подчеркивает Б. Р. Лопухов, в процессе превращения в систему государственной власти «все более освобождался от первоначального налета общесобственнической или даже аграрно-капиталистической реакции, все более явственно обнаруживал свою подлинную историческую роль как орудия в первую очередь крупного монополистического капитала»[1493]. Тем не менее противоречия между фашистским аппаратом власти и монополиями имели реальный, а не показной характер[1494]. Для поддержания престижа в глазах масс фашистской верхушке порой приходилось предпринимать шаги, вызывавшие недовольство тех или иных монополистических группировок, а иногда даже лидеров Конфиндустрии. Но все, что способствовало упрочению фашистского режима, в конечном итоге оборачивалось в пользу монополистического капитала, чьи жизненные интересы защищало фашистское государство, маскировавшее свою сущность декларациями о «надклассовости», «корпоративности» и т. п.

Раскрывая внутреннюю структуру фашистского режима., Г. С. Филатов, естественно, уделяет много внимания корпоративной системе. Он показывает, что эта система «была призвана решить две задачи, которые имели важнейшее значение: доказать способность фашизма «обновить» старую схему капиталистических отношений, сделав ее более привлекательной, и в то же время противопоставить эту новую схему социалистической системе, успехи которой в Советском Союзе были очевидны»[1495]. Густая пелена корпоративистской демагогии не могла скрыть того факта, что «реальным результатом экономической политики фашизма был рост государственно-монополистического капитализма»[1496].

Особый интерес представляют разделы монографии Г. С. Филатова, посвященные истории марионеточной республики Сало. Их актуальность обусловлена, в частности, тем, что не только неофашистские элементы, но и некоторые ученые культивируют легенду о республике Сало как о подлинно «социальном» государстве, которому лишь условия военного времени помешали реализовать «социалистическую» программу. Демагогическую риторику Муссолини, продиктованную отчаянием и разочарованием в сообщниках, американский политолог А. Дж. Грегор расценивает как «финальные усилия в стремлении достичь фашистского социализма»[1497]. На деле ни программные документы (прежде всего «Веронская хартия»), ни тем более политическая практика «социальной республики» не дают каких бы то ни было оснований для подобных выводов. Фактически же, как пишет Филатов, дело шло о «самой беспардонной социальной демагогии», с помощью которой Муссолини пытался предотвратить агонию фашистского режима[1498].