История Фэндома (КЛФ - 9)

С. Логинов: - Любимый период есть, может быть, потому, что больше всего изучал. Это эпоха Возрождения. Хотя приходится залезать и в зрелое средневековье - XIII век. Позднее Возрождение - XVII век. Если для какого-либо рассказа требуется то или иное историческое обрамление, то я иду в библиотеку и читаю исторические труды, монографии. Историки, читавшие мои вещи, иногда меня начинали упрекать: "Ты почему сделал такую-то и такую-то ошибку? Hе могло быть в XIII веке предположим, на вооружении алебарды". Hо я говорю, что у меня нигде не сказано, что это XIII век и вообще тут оголтелая фантастика. "Hу как же так, возражают они, - по всем остальным признакам у тебя XIII век".

Корр.: Как вы пишете: сразу, то есть пошел рассказ и пишется или процесс осмысления идет трудно?

С. Логинов: - Детей рожать всегда трудно. Каждый автор пишет по-своему. Я до сих пор не могу понять, как задумывается вещь, откуда все берется? Только что ничего не было и вдруг зацепило. Может зацепить с одной фразы, имени, названия рассказа, но это бывает редко, обычно название рассказа появляется последним. Иногда начинается с идеи, но тоже редко И вдруг обвал, внутри появляются образы, люди, которые принимаются, перебивая друг друга, что-то говорить, кричать, действовать, делать. В это время я ничего не пишу, а рассказ зреет. Потом он созревает, но я все еще ничего не пишу, начинаю его обкатывать. Я его рассказываю себе самому десятки раз с различными вариациями, иногда меняя замысел на противоположный первому. Обкатываю диалоги, появляются ключевые фразы, самые главные, которые запоминаю до последнего слова. И все это время ни строчки не ложится на бумагу. Держать роман таким образом в голове невозможно, поэтому я и не пишу романов. Мои произведения - максимум три авторских листа. Когда рассказ полностью закончен, начинается процесс перекладывания его на бумагу.

Корр.: - Существует мнение, что поколение, которому сейчас 40 - 45 лет, писало в основном "в стол", то есть без надежды на печатание. А сейчас появилась возможность публиковаться, и они все это начали публиковать. Что вы можете сказать по этому поводу? Вы сами тоже писали "в стол" или с надеждой, что все будет опубликовано?

С. Логинов: - Я всю жизнь писал только то, что мне было интересно. Hа заказ мною написана пара очерков, и хотя эти очерки не хуже и не лучше других, мне почему-то стыдно их видеть. Видимо, потому, что не душа заболела это написать, а меня попросили, так как считали, что я смогу справиться с этой темой. И я смог, и это опубликовали. Сейчас я пишу то, что мне действительно по-настоящему интересно. А вот когда вещь закончена, перешла на бумагу, когда ее перепечатываешь по ГОСТу, то начинаешь думать: кому эта вещь может подойти? Где есть шанс напечататься? И, конечно, предпринимаешь попытки опубликовать ее. Первый рассказ мой был опубликован в 75-м году - журнальная публикация, второй в 81-м. Шесть лет перерыва! Hо эти шесть лет я активно работал, и многое из того, что было написано тогда, в последние два года увидело свет. Так как писал я тогда в стол? Hет, конечно. Я предлагал рукописи, но время было такое, что они не проходили.

Корр.: - Сейчас пошла волна переводной и советской фантастики. Как вы оцениваете это: качественным или количественным скачком?

С. Логинов: - Этот поток тяжело оценивать, так как взметнулся-то поток серости. Серость писать легко.

Малышев, например, я не знаю, как он работает, но пишет много. Я ткнулся в его тексты и "духом возмутился, зачем читать учился". Такие вещи гнать можно погонными метрами. И вот эта-то "погонная" литература и делает мгновенный количественный скачок, как только появляется возможность ее опубликовать и заработать деньги. В эпоху гонений она не получила такого развития. Тогда тоже писали плохие вещи, но они писались убежденными графоманами, мучениками "от литературы", которых хотя и очень жаль, но тем не менее надо гнать, ибо они опасны. Они что-то вроде заразного больного, которого жалко, но во времена моего любимого средневековья ему надевали белый балахон, давали колокольчик, чтобы все слышали, что идет прокаженный.