История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I

12. Какой процесс, по мнению Платона, происходит в разуме при постижении Идей? Я уже вкратце говорил о диалектическом методе Платона и о методе разделения понятий, и никто не станет отрицать того огромного значения, которое имеет для теории Идей диалектика; однако вопрос состоит вот в чем: предвидел ли Платон, что благодаря его теории Единое или Благо начнут толковать в религиозном и даже мистическом смысле? Prima facie[17] диалог «Пир», по крайней мере, содержит в себе мистические элементы, и если мы прочитаем его с точки зрения той трактовки, которую давали ему неоплатоники и христианские писатели, то найдем в нем то, что хотим найти. И мы не можем отвергнуть это толкование ab initio[18], ибо некоторые современные ученые, имеющие вполне заслуженную репутацию солидных, высказались в его поддержку.

Так, профессор Тейлор комментирует речь Сократа в диалоге «Пир» следующим образом: «В сущности, то, что описывает Сократ, представляет собой аналог духовного поиска, описанного святым Иоанном Крестителем, к примеру, в его знаменитой песне «En una noche oscura», открывающей трактат «Темная ночь». Туманных намеков на это полны и строчки Крэшоу в книге «Пламенное сердце», а Бонавентура даже составил для нас точную карту своих исканий в книге «Itinerarium Mentis in Deum». Другие же, напротив, в это не верят; для них в учении Платона нет никакой мистики, а если она и появляется, то только потому, что старческая немощь заставила Платона обратиться к мистике. Так, профессор Стейс заявляет, что «Идеи – рациональны, то есть их можно понять только разумом. Поиски общего элемента в разнообразии осуществляются с помощью индуктивного мышления, и только таким способом можно получить знание об Идеях. Это следует запомнить тем, кто представляет, будто бы Платон был каким–то благодушным мистиком. Бессмертное Единое, или абсолютная реальность, познается не интуицией и не во время мистического экстаза, а только разумом в ходе напряженных раздумий». Опять–таки, профессор С. Риттер говорит, что он «хотел бы высказать критические замечания по поводу недавних попыток, постоянно повторяемых, представить Платона мистиком. Все они основаны исключительно на фальсифицированных отрывках из «Писем», которые я рассматриваю как жалкие попытки духовной нищеты найти убежище в оккультизме. И я удивлен, что находятся люди, превозносящие эти отрывки как проявление мудрости, как высшее достижение гения Платона». Нужно ли говорить, что профессор Риттер прекрасно понимает, что определенные отрывки из несомненно подлинных работ Платона позволяют толковать их в мистическом духе, но, по его мнению, эти отрывки, изложенные ярким художественным языком, являются, по сути своей, мифами, каковыми их и считал сам Платон. Он часто прибегал к мифам в своих ранних работах, облекая не вполне оформившиеся идеи в поэтические и мифологические одежды; однако в более поздних диалогах Платон излагал свои гносеологические и онтологические доктрины языком науки, не прибегая больше к помощи поэтических символов.