Читаем История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I полностью

6. Из того, что было уже сказано, становится ясно, что досократова философия – это вовсе не предфилософский этап, который можно было бы опустить и начать изучение истории греческой философии прямо с Сократа и Платона. Досократова философия – это не предварительный, а первыш этап в истории греческой философии, хотя она еще не выделилась и существует в тесной связи с физикой; это уже философия, и она заслуживает того, чтобы ее изучали ради нее самой, как первую попытку греческих мыслителей объяснить мир с позиций Разума. Более того, она не отделена наглухо от последующих философских систем, это скорее подготовка к дальнейшему развитию, ибо она поставила проблемы, занимавшие умы величайших греческих философов. Греческая мысль развивалась, и, хотя природный гений Платона и Аристотеля трудно переоценить, было бы неверно думать, что на них никак не повлияли идеи предшественников. Досократова философия, а именно системы Гераклита, элеатов и пифагорейцев, оказала огромное влияние на Платона; Аристотель считал Платона наследником этих мыслителей и утверждал, что его философия венчает их философию. Оба мыслителя приняли философские проблемы из рук своих предшественников, предложив, правда, свои оригинальные решения, но рассматривая их в исторической перспективе. Поэтому было бы абсурдным начать изучение истории греческой философии с Сократа и Платона, не рассмотрев предыдущие философские системы, ибо мы не сможем понять ни Сократа, ни Платона, ни даже Аристотеля, не зная, на что они опирались.

Перейдем теперь к следующему этапу развития греческой философии, который можно рассматривать как антитезис предыдущего периода космологических спекуляций, – к периоду софистики и Сократа.

Часть вторая

Сократический период

Глава 11 Софисты

Первые греческие философы интересовались в основном Объективным, пытаясь найти единосущный принцип всех вещей. Однако их усилия не увенчались успехом, а появившиеся позже заявления о том, что все их теории – это плод воображения, возбудили определенный скепсис в отношении получения достоверного знания об изначальной природе мира. Добавим к этому, что доктрины Гераклита и Парменида породили скептическое отношение к чувственному восприятию, что было вполне естественно. Раз Бытие неподвижно, а воспринимаемое движение – иллюзорно или же, с другой стороны, все постоянно изменяется и ни в чем нет стабильности, тогда нет никакого смысла доверять чувственному опыту, что подрывает самые основы космологии. Прежние философские системы опровергали одна другую: чтобы найти истину, нужно было как–то примирить между собой теории космологов, но не было философа, который оказался бы способным на синтез на более высоком уровне, который устранил бы все ошибки и выявил истинное содержание соперничающих доктрин. Результатом этих скептических настроений стало определенное недоверие к системам космологов. Для того чтобы идти дальше, необходимо было заняться изучением Субъекта. Только Платон сумеет создать теорию, в которой удастся совместить стабильность и изменчивость; однако переключением внимания с Объекта на Субъект, позволившим достичь этого, философия обязана именно софистам. Это переключение произошло главным образом потому, что старая греческая философия показала свою несостоятельность. А после того как Зенон разработал свою диалектику, стало ясно, что прогресс в развитии космологии вряд ли уже достижим.

Другим фактором, направившим внимание философов на Субъект, помимо скептицизма по отношению к предшествующей греческой философии, стал растущий интерес к феномену культуры и цивилизации, возникший в значительной степени благодаря знакомству греков с другими народами. Они уже кое–что знали о Персии, Вавилоне и Египте, теперь же греки вошли в контакт с народами, находящимися на более низкой ступени развития, такими, как скифы и фракийцы. Так что не было ничего странного в том, что высокоинтеллектуальные греки начали задавать себе вопросы: являются ли различные национальные и местные стили жизни, а также религиозные и этические системы простыми условностями, или это что–то другое? Была ли эллинистическая культура, в противовес неэллинистическим или варварским, порождена Номосом (Законом), созданным людьми и подверженным изменениям, или Фюсисом (Природой)? Является ли она священным таинством, совершаемым по воле богов, или может быть изменена, усовершенствована, приспособлена и развита? Профессор Целлер указывает в этой связи, что Протагор, наиболее одаренный из софистов, приехал из Абдеры, «аванпоста ионийской культуры среди фракийского варварства».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену