История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

Что касается софистов, то их больше интересовала проблема многообразия (многообразия стилей жизни, этических суждений и мнений), а Сократа, наоборот, проблема единства в форме фундаментального единства истинных ценностных суждений; но только Платону удалось рассмотреть проблему во всей ее сложности и полноте. Он рассматривал многообразие явлений и данные опыта на фоне объединяющих их идей, служащих в качестве образцов. Идеи воспринимаются человеческим разумом в понятиях; сделав отсюда вывод о существовании идеального мира, Платон рассматривает проблему Единого и Многого не только в сфере логического, но и в онтологической области нематериального бытия. В результате этого нематериальные единицы (представляющие собой многообразие) стали рассматриваться как функция Единого, синтезирующего реальность трансцендентальной сферы и конечный Образец. Более того, хотя единичные объекты чувственного опыта, Многое старых космологов, были «отброшены» в область бесконечного и неопределимого, поскольку понятийное мышление не способно уловить их специфику, Платон утверждал, что весь материальный мир был создан и получил свою форму благодаря Уму или Душе. С другой стороны, идеальная Реальность и преходящие частности оказались разделенными непроходимой пропастью, и Платон не смог удовлетворительно объяснить отношение между формальной и действующей причинами. Поэтому, хотя Платону и удалось дать ответы на многие сложные вопросы, поставившие в тупик старых космологов, он не сумел окончательно разрешить проблему Единого и Многого, ибо его система дуалистична – мир в ней оказался разделенным на две части – сферу Реального, с одной стороны, и область полуреального или Становления, с другой. А для объяснения взаимоотношений между Бытием и Становлением или Единого и Многого одного только утверждения идеального мира, хотя и возвысившего его над Парменидом и Гераклитом, оказалось явно недостаточно.

Аристотель уделил гораздо больше внимания богатству и разнообразию материального мира и попытался с помощью своей доктрины имманентной субстанциальной формы достичь синтеза Единого и Множественного. Множество представителей одного вида объединяется одной общей видовой формой, хотя это не численная идентичность. Доктрина гиломорфизма позволила Аристотелю найти реальный объединяющий принцип в окружающем мире, хотя он всячески избегал искушения преувеличить единство, поскольку это противоречит очевидному разнообразию, данному в опыте, – таким образом, ему удалось найти принцип стабильности и принцип изменения, отдав при этом должное и Бытию, и Становлению. Более того, объединяющим принципом, в определенной степени, служил Неподвижный Перводвигатель, или Конечная цель Вселенной, сводя все разнообразие явлений в одно умопостигаемое целое. С другой стороны, Аристотель был не удовлетворен теорией Идей Платона и всячески критиковал ее слабые места, и это, к несчастью привело и к тому, что он целиком отверг Платонову теорию Идей как образцов. Идея же самого Аристотеля о том, что Конечная цель превосходит космическую действующую причину, привела к дуализму между Богом и независимым от него миром.

Неудивительно поэтому, что в постаристотелевой философии стоики стали придавать слишком большое значение Единому, следствием чего явился космический пантеизм (нашедший свое отражение в благородных идеях этического космополитизма), а эпикурейцы – многому, что в космологии проявилось в атомизме, а в этике – в торжестве эгоизма (по крайней мере теоретически). В неопифагорействе и среднем платонизме проявилась тенденция к синтезу элементов пифагорейского, Платонова, Аристотелева и стоического учений, достигшая своей кульминации в неоплатонизме. Это учение нашло единственно возможный способ разрешения проблемы Единого и Многого – Многое порождается Единым. Этой системе удалось избежать дуализма между Богом и Независимым миром, с одной стороны, и монизма – с другой. Неоплатоники отдавали должное и Единому, и Многому, то есть высшей реальности Единого и зависимой от него реальности Многого. Но, хотя неоплатоники и отвергли космический монизм, выдвинув доктрину иерархического устройства бытия, а также отрицали любое самоумаление трансцендентного Единого и признавали «разнородное Многое», вовсе не собираясь объявлять Космос и подчиненные степени Бытия иллюзорными, их попытка найти золотую середину между истинным творением и монизмом оказалась неудовлетворительной. Кроме того, теория «эманации» неоплатоников, с учетом их отказа от идеи о сотворении мира из ничего, с одной стороны, и отрицание самоумаления Бога – с другой, лишена какого-либо интеллектуального значения и относится скорее к разряду метафор. Только христианская философия смогла найти истинное решение проблемы creatio ex nihilo sui et subiecti.