История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

12. Возникает навязший в зубах вопрос: «В чем в точности заключается доктрина Аристотеля о деятельном уме?» В чем в точности она заключалась, я сказать не могу, можно лишь привести различные ее толкования периода античности и нашего времени. В трактате «О душе» Аристотель говорит буквально следующее: «И этот ум существует отдельно и не подвержен ничему, он ни с чем не смешан, будучи по своей сущности деятельностью. Ведь действующее всегда выше претерпевающего, и порождающий принцип выше материи. Актуальное знание идентично его предмету, потенциальное знание предшествует отдельному человеку, но лишь вообще, а не во времени. Ведь ум не таков, что он иногда мылит, иногда не мыслит. Только существуя отдельно, он есть то, что он есть, и только это бессмертно и вечно. У нас нет воспоминаний, так как этот ум ничему не подвержен; ум же, подверженный воздействиям, преходящ и без деятельного ума ничего не может мыслить»¹¹.

О смысле этого отрывка было много споров, и разные авторы по-разному его толковали. Александр Афродизийский отождествлял «разум», то есть деятельный ум, с Богом. Ему вторил Забарелла (конец XVI – начало XVII века), который считал, что божественная функция души заключается в освещении того, что можно познать, подобно тому как солнечный свет делает видимым то, что можно увидеть. Сэр Дэвид Росс указывает, что Аристотель вовсе не противоречит самому себе, говоря в трактате «О душе» об имманентности Бога, а в «Метафизике» – о Его трансцендентности – вполне возможно, что в обеих этих книгах представлены разные взгляды на Бога, в то время как толкования, предложенные Александром Афродизийским и Забареллой, совершенно неприемлемы. Ибо вполне возможно, что Аристотель, описывавший Бога как каузальную активность неподвижного перводвигателя – как цель – и как знающего только Самого Себя, в другой книге, развивая свою мысль, изобразил Бога как присущего человеческой душе и передающего ему знания.

Если же не отождествлять деятельный ум с Богом, следует ли тогда рассматривать его как единичное и особенное явление для каждого конкретного человека или как общий принцип для всех людей? Слова Аристотеля «у нас нет воспоминаний», взятые вместе с его утверждением о том, что со смертью человека исчезают его память, любовь и ненависть, как принадлежащие человеку в целом, а не его разуму, который «не преходящ», по-видимому, означают, что деятельный ум в своем отдельном от тела существовании не помнит земной жизни. Хотя это положение не доказывает со всей уверенностью, что деятельный ум любого человека в состоянии отделения от тела не носит индивидуальных черт, тем не менее очень трудно принять подобное истолкование идеи Аристотеля. Более того, когда Аристотель утверждает, что «потенциальное знание… предшествует во времени отдельному человеку… Ведь этот ум не таков, что он иногда мыслит, а иногда не мыслит», он, по-видимому, указывает на отличие между отдельным человеком, который что-то знает, а что-то – нет, и Деятельным Умом, который мыслит всегда. Поэтому вполне вероятно, что Аристотель рассматривал Деятельный Ум как принцип, общий для всех людей, как Разум, имеющий над собой иерархию другого отдельного Разума, который входит в человека и функционирует внутри него и который переживает смерть отдельного человека. Если бы это было так, то из этого положения с необходимостью бы вытекало, что душа каждого конкретного человека умирает вместе с телом¹². (Хотя, принимая подобное толкование, следует признать, что весьма трудно было бы предположить, что деятельный ум Платона в количественном отношении был равен уму Сократа, как полагал Аристотель. И потом, если он верил в индивидуальный характер деятельного ума в каждом конкретном человеке, что он имел в виду, говоря, что он приходит «извне»? Может быть, это были просто отголоски платонизма?)

Глава 31 Этика Аристотеля

1. Этика Аристотеля носит откровенно телеологический характер. Его интересует не действие, правильное само по себе, независимо от каких-либо соображений, но действие, направленное на достижение блага. Все, что помогает достичь этого блага или цели, – правильно, все же, что препятствует достижению истинного блага, – неправильно.