История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Овещнение общественных отношений имело своим следствием не только ценностную ориентацию новоевропейского человека, но и с необходимостью вело к механизации картины мира. При детальном анализе новоевропейского способа философствования мы сталкиваемся с тем очевидным фактом, что в XVI-XVII вв. на смену средневековому образу мира как организма приходит представление об Универсуме как механизме.' Механицизм как основной способ понимания мира по своим методологическим функциям являлся не чисто научной, а общекультурной картиной мира. Это значит, что он использовался не только как основа для естественно-научного объяснения мира, но и как универсальная парадигма для объяснения всех аспектов человеческой жизнедеятельности, универсальный язык миропонимания, концептуальное средство, наиболее адекватно выражающее мироощущение новоевропейского человека. В этом смысле меха- ницистскую модель мира можно рассматривать в качестве необходимого условия существования и воспроизводства новоевропейской культуры.

Наиболее полно механицизм нашел свое выражение в научных программах Р. Декарта, в частности, в его методологии фундаментализма, И. Ньютона, в атомистической программе П. Гассенди, синтетической программе Г. Лейбница и исследовательской программе Г. Галилея. Несмотря на все различия программ картезианцев, ньютонианцев, атомистов и Лейбница, у них у всех был некий общий идеал естествознания — механистический идеал науки. В соответствии с ним все явления природы должны быть объяснены с помощью протяжения, фигуры и движения (картезианцы), атомисты добавляли сюда еще непроницаемость, или абсолютную твердость первоначал (Гассенди), а Ньютон и Лейбниц вводили еще силу.

4.1.2. Реформация как культурный феномен

Что касается второго фактора — Реформации, то ее значимость в деле становления новоевропейской культуры и науки определяется прежде всего тем, что она, по словам Спинозы, «пробудила разум в человеке», открыла путь разуму, точнее, научному разуму в нашей культуре.

У истоков реформационного движения стоял католический монах Мартин Лютер (1483-1546), который выдвинул широкую программу радикальных преобразований. Идейно Реформация выросла из попытки возродить раннее христианство во всей его первозданной чистоте. Эта необходимость была вызвана теми деформациями, которые претерпела к XV-XVII вв. католическая церковь. К указанному периоду католицизм подверг первоначальное христианство немыслимой деформации, значительно исказив его как в теоретическом, так и практическом плане. Так, основной догмат католицизма — догмат о непогрешимости папы — находился в вопиющем противоречии со Священным Писанием, где Христос, за наместника и служителя которого папа себя выдает, заявил Пилату: «Царство Мое не рт мира сего»[532]. Ведь папа, как и всякий раб Божий, — «жалкий, смрадный грешник…, он тоже человек, а не Бог, подчиненный Самому Себе»[533]. Подобное возвышение папы привело к тому, что христиане стали больше верить Ему, чем Богу, они потеряли личную веру в Бога. Поэтому первым своим долгом в деле «исправления христианства» Лютер видел в укреплении личной веры в Бога.

Второй момент, с которым Лютер связывает необходимость исправления христианства, касается осуществленного католической церковью разделения христиан на духовное и светское сословия. «Выдумали, — замечает в этой связи Лютер, — будто бы папу, епископа, священников, монахов следует относить к духовному сословию, а князей господ, ремесленников и крестьян — к светскому сословию. Все это измышление и надувательство….Ведь все христиане воистину принадлежат к духовному сословию и между ними нет иного различия, кроме разве что различия по должности [и занятию]»[534]. Поэтому перед Богом все равны: кто виноват, тот и отвечай. Святой Павел провозгласил для всех христиан: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога…»[535].

Третий пункт, в котором Лютер усматривает «извращение» истинного христианства католической церковью, связан с намерением папы быть единственным истолкователем Писания, поскольку якобы он не может заблуждаться в вере. Христос же сказал, что все христиане будут научены Богом. В этом смысле папа не должен быть единственным авторитетом.

Исходя из всего этого, Мартин Лютер приходит к совершенно справедливому выводу о том, что в лице папы Христианская Церковь имеет самого большого Антихриста на Земле. Поэтому для подлинного «исправления» христианства следует отказаться от основного догмата католицизма и направить все свои усилия на укрепление личной веры в бога.