История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Исследование системы родства и брачных норм имело принципиальное значение- для Леви-Строса, ибо в них он видел одну из возможных форм раскрытия бессознательной структуры разума как конечной задачи структуралистских исследований. Выявив эту структуру, мы тем самым раскрываем и структуру физического мира, ибо они идентичны. Вот таким весьма нетрадиционным способом Леви-Строс решает фундаментальную философскую проблему «субъект-объект», обнаруживая объект не во внешнем мире, а в самом человеке, в бессознательной структуре его разума.

Другим, не менее удачным, примером применения структурного метода является осуществленный французским этнологом анализ мифа и мифологического мышления. Поскольку, по словам Леви-Строса, «цель мифа — дать логическую модель для разрешения некоего противоречия»[98], то в своих исследованиях по мифологии он в первую очередь ставит вопрос о _х структуре мифов. Для ее выявления он применил лингвистическую модель Ф. де Соссюра, с помощью которой путем дихотомического деления вскрывается противоречивая природа мифа: миф есть одновременно и внутриязыковое и внеязыковое явление, т. е. язык и речь. Эта его двойственная структура, историческая (язык обратим во времени) и внеисторическая (речь во времени необратима) указывает на то, что «миф всегда относится к событиям прошлого: „до сотворения мира" или „в начале времени" — во всяком случае, „давным-давно", но значение мифа состоит в том, что эти события, имевшие место в определенный момент времени, существуют вне времени»[99].

Наряду с этими двумя уровнями Левис-Строс выделяет в мифе и третий уровень, который хотя и имеет лингвистическую природу, но отличную от двух первых. Именно этим третьим уровнем миф принципиально отличается от всех других лингвистических явлений, ибо, по словам Леви- Строса, «сущность мифа составляют не стиль, не форма повествования, не синтаксис, а рассказанная в нем история. Миф — это язык, но этот язык работает на самом высоком уровне, на котором смыслу удается… отделиться от языковой основы, на которой он сложился»[100].

Итак, хотя миф и есть явление языкового порядка, тем не менее язык в том виде, в каком он используется мифом, обнаруживает специфические свойства, располагающиеся на самом высоком уровне. Допустив эти положения в качестве рабочей гипотезы, Леви-Строс делает из них два важнейших вывода: 1) как и всякий лингвистический объект, миф образован составляющими единицами; 2) составляющими элементами мифа выступают большие структурные единицы — мифемы, которые нельзя уподобить языковым составляющим — фонемам, морфемам, семантемам. Мифемы соотносятся с более высоким уровнем, выходящим за сферу высказываний — уровнем фразы, которая, как и всякое высказывание выражает отношение субъекта и предиката. Стало быть, каждая структурная единица есть по природе своей некое отношение. А поскольку мифемы — большие структурные единицы, то настоящими составляющими мифа, по мнению Леви-Строса, выступают не отдельные отношения, а пучки отношений, в результате комбинации которых мифемы приобретают функциональную значимость.

Исследование пучков отношений в синхроническом и диахроническом срезах позволило Леви-Стросу представить миф как функцию системы, соединяющей в себе характерные черты «речи» и «языка»: для рассказа мифа отношения группируются синхронически, а для его понимания — диахронически. Подобный структурный анализ отношений, построенный табличным способом, дает ключ к пониманию сути мифа Леви-Стросом. Оказывается, что миф — «это некое логическое построение»[101], логическая структура, которая зиждется на бинарных оппозициях, противопоставлениях, разрешаемых их диалектическим «снятием» — медиаторами. А это значит, что две оппозиции, для которых переход от одной к другой представляется невозможным, заменяется двумя другими эквивалентными членами, допускающими наличие третьего, переходного члена. Так образуется первая триада. После этого одна из оппозиций и медиатор, в свою очередь, заменяются новой триадой и т. д.