| Адекватность и эффективность своей методологической парадигмы [
Фейерабенд демонстрирует на примере историко-научной реконструкции! им учения Г. Галилея. Его обращение к Галилею было мотивировано попыткой проиллюстрировать на конкретном примере из истории науки пра- | вильность идеи о том, что «ни одна теория никогда не согласуется со все- | ми известными в своей области фактами»[1256]. По мнению Фейерабенда, своими знаменитыми «Диалогами» Галилей показал, что противоречия между теорией и фактами легко могут быть устранены критикой и изменением фактов, поскольку это противоречие скорее порождено не корректностью теории, а теоретически испорченными фактами. Иными словами, не теорию следует приспосабливать к фактам, а, напротив, факты — к теории. Именно так поступил Галилей в своей попытке отстоять гелиоцентризм Коперника в борьбе с аристотеликами — сторонниками геоцентризма. По мнению Фейерабенда, вскрыв естественные интерпретации аристотеликов, которые подтверждались фактами, Галилей, несмотря на нелепость и ложность системы Коперника, противоречившей явно фактам, воспользовался методом контриндукции: он изменил теоретически испорченные факты тем, что заменил естественные интерпретации аристотеликов новыми, согласующимися с коперниканской точкой зрения. И в целом, как считает Фейерабенд, Галилею удалось одержать победу над аристотеликами только благодаря пропаганде, психологическим хитростям. Принятие гелиоцентрической системы мира не может быть объяснено рационально, а потому для этого остаются только иррациональные средства. Творчество Галилея как раз и являет собой примечательный пример применения такого метода[1257]. В том же духе Фейерабенд реконструирует и интерпретирует учение И. Ньютона. Общий вывод, который он делает из осуществленных им историко-научных реконструкций, сводится к следующему: «известные эпизоды истории науки, равно восхищающие ученых, философов и простых людей, не были „рациональными44, осуществлялись не „рациональным44 образом, „разум44 не был их движущей силой, а их оценки — „рациональными"»[1258]. А в целом Фейерабенд считает, что не существует объективных причин для предпочтения науки и западного рационализма другим традициям. Иные традиции ничуть не хуже, чем наука позволяют комфортно чувствовать себя в современном мире. А предпочтение интеллектуалами науки основано на их невежестве: они не имеют, по словам Фейерабенда, «ни малейшего представления о достижениях людей, живущих вне рамок западной цивилизации. В этой области мы питались (и, к несчастью, продолжаем питаться) лишь слухами о превосходстве науки по сравнению со всем остальным»[1259]. Потому, по мнению Фейерабенда, встречающиеся в наши дни отдельные попытки оживить прежние традиции и ненаучные мировоззрения следует приветствовать как начало новой эры Просвещения, которая должна возродить идею равенства всех традиций. И наука — лишь одна из многих традиций.Таким образом, «пропущенная» через историю науки исследовательская программа Фейерабенда завершается антиметодологизмом и последовательным релятивизмом. При этом исторический релятивизм, который, как правило, представляет собой форму выхолощенного (схоластического) скептицизма, приобретает у Фейерабенда живые черты.
Основная дискуссия, как было показано выше, у Куна, Лакатоса и Фейерабенда вращается вокруг двух основополагающих проблем — проблемы теоретической нагруженности опыта и проблемы системного характера эмпирической проверки. Эти вопросы обсуждались уже конвен- ционалистами в ходе критики ими позитивизма. Поппер, как известно, в своей первой опубликованной работе «Logik der Forschung»
в разделе «Проблема базиса» обсуждает эти проблемы, подвергая при этом критике позитивистское положение, о надежном (достоверном) эмпирическом базисе науки. Следовательно, в известной мере позиция Поппера согласуется с конвенционалистской.Однако в отличие от последней, Поппер подчеркивает, что недостаточно просто констатировать теоретическую нагруженность и погреши- мость эмпирического базиса, а необходимо решить связанные с этим методологические проблемы. Но предложил ли Поппер методологическое решение проблемы базиса, которое бы устояло перед историко-научной перспективой? Смог ли он показать* что всегда возможна критическая дискуссия конкурирующих теорий, несмотря на теоретическую нагруженность и погрешимость эмпирического базиса?