[
Философия, как известно, и началась собственно с вопроса: что есть? j Есть разнообразное сущее, вещи в мире, т. е. бесконечное множество всего, ; и всё это приходит и уходит. А что же есть подлинное бытие, т. е. бытие,\
которое лежит в основании всего, бытие, из которого всего, что есть, про- ! исходит? Всё многообразие существующих в истории древней философии ' мнений (за исключением, видимо, Парменида) по этому вопросу Ясперс считает ложными, ибо им был присущ один общий момент: они постигают бытие как нечто, что противостоит человеку как предмет, к которому мое «Я» относится как к противопоставленному мне объекту. На самом же деле, по словам Ясперса, «то, что мы мыслим, о чем говорим, — это всегда что-то другое по отношению к нам: то, на что мы, субъекты, направлены как на противостоящее, на объект»[1723]. А это значит, что если человек делает предметом мышления самого себя, то он сам как бы превращается в других и вместе с тем всегда присутствует как мыслящее Я, которое осуществляет это мышление самого себя, но всё же само не может быть помыслено как объект, ибо оно всегда является предпосылкой объективации. Иными словами, предметы как содержание нашего сознания всегда находятся перед нами, вне или внутри нас. Это субъектно-объектное разделение свидетельствует, по Ясперсу, что бытие в целом не может быть ни объектом, ни субъектом, но должно быть «Объемлющим».Объемлющее проявляет себя в двух способах бытия. Первый — бытие само по себе,
которое объемлет человека. Это бытие двойственно: с одной стороны, — это мир" т. е. бытие, каждая часть которого вовлечена в наше существо. В таком понимании мир в целом не предмет, а идея: то, что мы познаем, есть в мире, но никогда не есть мир. Второй способ бытия объемлющего — бытие, которое есть мы. Его осознание нами осуществляется на трех уровнях: 1) мы — наличное бытие (наше Я есть внутренний и окружающий мир); 2) мы — сознание вообще (только то, что входит в формах предметности в это сознание, есть для нас бытие; 3) мы — дух (в качестве духа человек преисполнен идеями, посредством которых он улавливает идущие ему навстречу из вещей объективные идеи). Дух создает свой язык в творениях искусства, науки и философии.На всех этих уровнях бытия «в мире» человек постигается как эмпирическое существо, как предмет междисциплинарных научных исследований. Несмотря на всю мощь научного разума постичь суть человека наука не может. Уже на высшем уровне бытия «в мире» — человека как духа — ощущается ограниченность возможностей науки, становится очевидным, что в человеческой жизни есть нечто, не схватываемое категориями науки, а именно: смысл и ценность человеческого бытия. Но сам факт ограниченности, возможностей науки в познании человеческого бытия не может служить основанием для отказа от нее. Научное постижение человеческого бытия необходимо дополнить философским, точнее экзистенциальным,
ибо наука и философия неотделимы друг от друга, более того, «наука — обязательное условие философствования»[1724].В отличие от научного познания человека, изучающего его как вид, понятие, предмет, общий признак, философия ценна своей «ненаучно- стью», своей способностью непосредственного внутреннего постижения человека как целостности, непосредственно переживаемой личностью. Это непостижимое, лежащее за пределами бытия «в мире», за пределами возможностей науки, бытие и есть подлинное существование человека. Его Ясперс именует экзистенцией,
которую, как будет показано ниже, можно постичь только на пути философской веры.Выше уже отмечалось, что Ясперс не отказывался от научного познания человека, а в целом и от Научного разума. Напротив, движение к разуму, проистекающее из идеи возможной коммуникации, было главным в его экзистенциальном философствовании. Иными словами, он стремится соединить воедино разум (знание) и веру, Канта и Кьеркегора, утвердить особую познавательную форму — верознание,
в рамках которого знание и вера человека тождественны его бытию.Суть верознания Ясперс выразил следующей формулой: «Истина, которой я живу, существует лишь благодаря тому, что я становлюсь тождественным ей… Истина, верность которой я могу доказать, существует без меня»[1725]
. Это верознание и есть собственно то, что немецкий мыслитель назвал философской верой.