История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Сама же формулировка Энгельсом основного вопроса философии, как мне представляется, была идеологически ему навязана идеей партийности философии, что предопределило понимание им и его последователями- марксистами — всей истории философии как истории борьбы материализма и идеализма. На самом деле же, как показывает объективная (реальная) история философии, весь ход историко-философского процесса есть история возможных решений проблем бытия, история столкновения возможных мнений о бытии¹². Самая же попытка «навешивания ярлыков», определения философской позиции того или иного мыслителя как материалиста или идеалиста не только ничего не дает «для ума», но, напротив, значительно сужает кругозор видения того позитивного, «живого», что есть в его метафизических построениях.

Если в философии и есть основной вопрос, то он, с моей точки зрения, как раз находится за пределами вопроса о том, что первично. В существовании бытия ни один разумный человек не может сомневаться. Весь вопрос состоит в том, как это бытие мне дано, как его можно помыслить, как можно помыслить то, что мыслю, т. е. то, что есть предмет моей мысли. В этом смысле объектом рассмотрения философии может быть всё, начиная с пресловутого «философского стола» и заканчивая размышлениями о конечности или бесконечности Вселенной. И в том и другом случае объект рассматривается не непосредственно, как это имеет место в науке, когда исследователь занимает чисто внешнюю позицию по отношению к исследуемому им объекту, а опосредованно, через возможное мышление этого объекта. Именно в этом и состоит принципиальное отличие философии от наукй: если первая вопрошает о том, как можно помыслить что-то, вторая же пытается ответить на вопрос: что это есть. Иными словами, философия имеет дело с вопросом: как что-то есть, как оно возможно?, наука же — что это есть? Стало быть, философия имеет своим предметом бытие знания, а наука — непосредственное бытие, бытие мира. Понимаемая таким образом философия оказывается, по сути, метафизикой знания, а наука — онтологией мира¹³. Поскольку философия задается только вопросом о том, как можно что-то помыслить, а оно может быть мыслимо каждый раз по-новому, по-своему, то она в принципе не дает и не может давать ответы, ее дело только вопрошать. В силу своей проблематичной природы философия не может обладать прочным, окончательным и каким бы то ни было знанием. В этом смысле она есть знание проблематичное. Она и су- шествует до тех пор, пока она вопрошает себя, свое собственное бытие и бытие как таковое: как они возможны, точнее, как возможно их понимание, что, безусловно, никогда до конца не достижимо, т. е. всегда остается непонятым. Стало быть, игровое, проблемное поле философии — непонимание, философия и есть непонимание. Она существует до тех пор, пока есть непонимание. Непонимание есть удел философии. В той точке, где достигается возможное понимание, завершается философия и начинается наука. А поскольку понимание до конца недостижимо, то у философии нет конца, ее вопросы «извечны». Потому философия по своей сути есть постоянное, вечное вопрошание о том, как что-то возможно.

Таким образом, обобщая вышесказанное, можно сказать, что поиск философией собственных оснований и есть ее основной вопрос. В этом смысле она может существовать только как трансцендентальная философия, т. е. как обращенная на самую себя, как философия, основным вопросом которой является основной трансцендентальный вопрос: каковы условия возможности нашего мышления. Иными словами, философия есть рефлексия над миром собственного бытия, бытия познания. Соответственно история философии — история становления этой рефлексии.

Как возможно бытие познания, что (в смысле: насколько глубоко человеческая мысль может проникнуть в суть бытия) и как я могу знать — вот собственно та осевая проблематика, которая определила весь ход историко-философского процесса. Если попытаться построить определенный алгоритм процесса познания, то его можно представить так: познание начинается с восприятия бытия, которое субъект познания видит таким, каким он его изначально построил в своей голове в соответствии с той культурой, в которую человек включается, входя в мир бытия. Заданная культурой «сеть» априорных знаний набрасываемся субъектом познания на мир. С помощью различных логических операций и манипуляций с миром, последний «улавливается», попадает в указанную сеть и предстает перед нами таким, каким она ему предписывает быть. Стало быть, определенный тип культуры и задает способ «видения» мира. Последний изменяется со сменой типа культуры, а сам мир онтологически, объективно был всегда одним и тем же, что для древних греков, что для нас, изменяется лишь его теоретическая конструкция, понимание. А сказать, что собой представляет этот мир как таковой, видимо, всегда останется для человека загадкой, «вещью в себе», которую никогда нельзя объективно распознать.