Читаем История философии: Учебник для вузов полностью

Мах не пытается замолчать эти трудности, и он не идет по пути солипсизма. Он предлагает пересмотреть само понятие Я. Неверно думать, будто это какая-то самостоятельная сущность, субстанция, имеющая четко определенные онтологические границы. В этом смысле Я вообще не существует. Мир — это совокупность элементов, и Я есть не более чем относительно постоянное ядро последней [44], тесно связанное с чувствами удовольствия и боли и отчасти имеющее, как уточнял он в «Познании и заблуждении», приватный характер. Размывание границ Я имеет, по Маху, важные практические следствия, показывая необоснованность тех этических учений, которые, подобно ницшевской концепции сверхчеловека, уделяют слишком большое внимание человеческой индивидуальности. Должно измениться отношение и к проблеме бессмертия личности. Впрочем, Мах не призывает вообще отказаться от термина «Я». Его использование оправданно в тех же практических целях для характеристики устойчивых комплексов элементов второй и третьей группы. Эти комплексы относительно самостоятельны и вступают в специфические отношения с другими элементами. Для их описания лучше всего подходят биологические категории, интерес к которым у Маха объясняется пониманием им значимости дарвиновской революции.

Я стремятся к самосохранению и пытаются приспособиться к миру. Познание оказывается важнейшим компонентом этого процесса. Для достижения наилучших результатов организмы должны затрачивать на познание ровно столько энергии, сколько необходимо для адаптации. Иными словами, в познании главенствует принцип «экономии мышления», сообразно которому мысли приспосабливаются к миру, а затем и друг к другу. На начальном уровне этот принцип проявляется, в частности, в установке на объединение различных представлений общими понятиями, а также в фиксации комплексов элементов каким-либо единым термином. Несмотря на «экономическую» оправданность подобных действий (множество выгодно заменять единством), их результаты могут в некоторых случаях оказываться помехами на пути познания, вступая в противоречие с более универсальными требованиями того же рода. К примеру, использование одного имени для какого-либо комплекса элементов может подтолкнуть к ошибочному выводу о том, что за множеством этих элементов скрывается некая неизменная сущность, субстанция или вещь в себе, что, в свою очередь, может инициировать бесплодные поиски материального эквивалента этой фантазии. Похожий итог может иметь и некритичное обращение с такими самими по себе полезными фикциями, как атомы. Гипостазирование атомов может сдерживать прогресс науки, которой на каком-то этапе могут потребоваться совсем другие фикции. Мах затратил немало сил, выявляя разного рода метафизические помехи естествознанию и показывая, что все теоретические конструкции человеческого мышления должны рассматриваться не в онтологическом, а в эпистемологическом плане как средства экономного описания функциональных отношений между элементами. Именно в установлении таких отношений состоит подлинная задача науки, и только в процессе ее разрешения, т. е. в процессе открытия законов связи элементов, наука оказывается эффективным средством биологической адаптации.

По словам Маха, принцип экономии мышления был сформулирован им еще в начале 70-х гг. XIX в. Какое-то время ему казалось, что он обречен отстаивать его в одиночестве. Однако в 1883 г. он познакомился с воззрениями Рихарда Авенариуса, и вскоре убедился, что идет с ним совершенно параллельными курсами: «Что касается Р. Авенариуса, — писал Мах, — то наше духовное родство так велико, как оно вообще возможно у двух лиц, развивавшихся совершенно различно, работавших в различных областях и друг от друга вполне независимых» (5: 58). Впрочем, в отличие от Авенариуса Мах не стремился к созданию завершенной философской системы. Кроме того, Мах отмечал, он шел к своим взглядам от идеализма Канта и Беркли [45], тогда как Авенариус, по его мнению, отталкивался от реалистических или даже материалистических предпосылок. Впрочем, сам Авенариус рисовал противоположную картину.

Авенариус родился в 1843 г. в Париже, получил образование в Лейпциге. С 1887 г. и до самой смерти в 1896 г. был профессором университета в Цюрихе. Среди его главных работ — «Философия как мышление о мире по принципу наименьшей меры силы» (1876), «Критика чистого опыта» (1888—1890), «Человеческое понятие о мире» (1891) и статья «О предмете психологии» (1894).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное